Мертвые из Верхнего Лога

«Сказал» — неверное слово для описания способа, которым общался Хунсаг. Речь он как раз не использовал, да и вряд ли бы смог, зная лишь несколько фраз на певучем, как ветер, чужом языке. Но Хунсагу не нужны были слова, чтобы сообщить о себе такому человеку, каким являлся бобогото. И судя по тени недоумения, мелькнувшей на круглом черном лице, тот прекрасно умел ловить мысленные импульсы.

Хунгсаг рассматривал колдуна — высокого, черного, хмурого — с уважением. Ведь самому ему потребовались годы практики, чтобы научиться с паучьей ловкостью пробираться в спутанные клубки чужих мыслей. Он учился у блаженного старца в Китае, у мрачновато-аутичного французского гипнотизера, у сибирских староверов и перуанского нагваля, который был вроде бы самым гостеприимным из учителей, но когда Хунсаг уснул в его доме, попытался полоснуть по его горлу старинным ножом. Бобогото же никогда не выезжал за пределы континента, его породившего, большую часть жизни провел в глухом лесу, и все, что он умел, досталось ему при рождении. Сильным он был. Сильным и умным. Хунсаг сразу это почувствовал.

Колдун в свою очередь рассматривал незнакомца с настороженным недоумением — как будто бы один опасный хищник втягивал трепещущими ноздрями дух другого, оттягивая момент смертельного атакующего прыжка.

— Кто ты?

Вопрос, родившийся в голове Хунсага, неопытный человек принял бы за игру подсознания. Но Хунсаг знал, что вопрос пришел извне, из устремленных на него черных глаз.

— Я приехал издалека. Неважно откуда. Мне нужна твоя помощь.

Колдун отошел на несколько шагов, туда, где у круглого стола лежала на полу, раскинув руки, Харума. Глаза ее были открыты, а остывающие губы растянула адресованная кому-то невидимому улыбка.

Безмолвный диалог продолжался.

— Это ты сделал? Убил ее?

— Это было необходимо. Иначе ты не появился бы.

— Ты знал, что она была моим другом?

— У таких, как ты и я, друзей не бывает. Не может быть друзей. Она умерла счастливой.

— Зачем же ты меня звал? — Темные глаза хмуро сверлили непроницаемое лицо Хунсага.

— Я хочу, чтобы ты научил меня. Хочу, чтобы показал, как делаешь мертвых живыми.

Бобогото расхохотался. Смех его был страшен — ликование почуявшего падаль стервятника.

— Ты глуп, если считаешь, что я стану это делать.

— Я не прошу тебя сделать это бесплатно.

— Ты глуп вдвойне, если веришь, что меня интересуют деньги.

— О деньгах я ничего не говорил.

— Что же, в таком случае, ты собирался мне предложить?

Хунсаг вдруг заметил, что бобогото разминает длинные сильные пальцы. Неожиданно вспомнился китаец, которого ему когда-то приходилось знать: тот зарабатывал на жизнь подпольными смертельными боями, и не было в мире более жестокого воина. Одним мощным прыжком он сбивал противника с ног, а потом голыми пальцами разрывал его плоть. Хунсаг хорошо запомнил руки китайца; почти женские, с узкими изящными ладонями. Было невозможно поверить, что в них таится такая сила. Своими тонкими пальцами китаец мог разрубить каменные стены и одним движением — со стороны казалось, что легким, — пробить черепную коробку соперника. Перед каждым боем он делал упражнения — разминал руки, но это была не обычная разогревающая разминка в европейском понимании слова, а скорее набор мандр. И вот в глуши африканского континента человек, который всю жизнь провел в джунглях, делал точно такие же упражнения. Откуда он мог знать их, откуда?

И тотчас же Хунсаг понял: из его собственной головы: чернокожий колдун, точно талантливейший вор, просочился в форточку его сознания, ампутировал кусочек памяти и теперь деликатно намекает, что с ним белому пришельцу не стоит тягаться, калибр не тот.

Бобогото заметил его растерянность и улыбнулся — насмешливо и чуть брезгливо, как умел улыбаться и сам Хунсаг, когда случай сталкивал его с бараньей непробиваемостью некоторых ступивших на обочину его жизни людей.

— Я могу быть полезным. Я умею многое. Тебе дано от природы, но я взял свое сам, — послал очередной мысленный импульс Хунсаг.

— Ты мне не нужен для того, чтобы взять твое. Я могу сам. Ты видел.

— Не можешь, — сжал губы Хунсаг. — У тебя получилось один раз, но это не значит, что ты сможешь всегда.

— Хочешь проверить?

— Да. Я предлагаю тебе поединок. Если ты сможешь меня одолеть, я уйду сам. Тебе останутся мое тело и мои мысли. Если же одолею я, ты дашь мне то, что я ищу.

Колдун сомневался лишь секунду.

— Что ж, это мне подходит. Не думаю, что мне пригодятся твои жалкие мысли, но тело — как раз то, что мне нужно. У меня давно не было свежих мертвецов для обряда. И никогда не было белых мертвецов.

Они сели друг напротив друга на колючую циновку. Им предстоял не банальный самцовый бой, несмотря на то что оба — и Хунсаг, и бобогото — были сильны, выносливы и пластичны. У Хунсага за плечами — двенадцать лет интенсивного обучения боевым искусствам. У колдуна под лоснящейся черной кожей — литые мускулы, сразу видно, что он гибок, как цирковой гимнаст, и в кровавой схватке нет ему равных. И все же им необязательно было доказывать мощь древним кулачным способом — за спиной обоих стояли совсем другие силы.