Один раз в наш дом пришла сеньора по имени Соледад, поговорила с моей мамой и пообещала устроить меня на работу служанкой в Педронесе. Сказала, что мне дадут стол, жилье и двести песо в месяц. Мама захотела, чтобы я в тот же вечер поехала с сеньорой Соледад. В автобусе с нами ехали еще две девушки, которые тоже решили стать служанками. В Педронесе мы переночевали в доме сеньоры Соледад, а на следующий день она нас отвела в дом сеньоры Серафины. Я, как вошла в этот дом, сразу поняла, что тут не просто люди живут, потому что по коридору ходили женщины в белье. Меня сеньора Серафина приняла, а двух других девушек — нет, и они ушли с сеньорой Соледад, и я их больше не видела. Сеньора Серафина отвела меня в комнату и сказала:
— Это будет твоя комната. Здесь можешь положить свои вещи, и никто тебе не будет мешать.
Сказала и ушла, а я осталась в комнате одна. Я довольно долго там просидела, боялась выйти. Вечером открылась дверь, и вошла сеньора Серафина. Я испугалась, потому что с ней пришел усатый сеньор.
— Этот сеньор, которого ты видишь, — сказала сеньора Серафина, — друг нашего дома. Его зовут дон Назарио. Он хотел поглядеть на тебя, новенькую.
(Дальше она описывает свои первые испытания. Они ужасны. Свидетельница говорит, что сначала натерпелась мучений, но потом привыкла, и такая жизнь даже стала ей нравиться. Говорит, что зарабатывала много красных и синих фишек, и у нее было целых четырнадцать платьев. Жалуется, что ей никогда не удавалось заработать достаточно, чтобы расплатиться с Серафиной за жилье, еду и платья с учетом двухсот песо, которые Серафина отправляла ее матери каждый месяц — свидетельница и ее мать никогда не переписывались, потому что первая не умела писать, а вторая — читать. Еще свидетельница жалуется на то, что мать ни разу не получила двести песо. Об этом свидетельница узнала через восемь лет, когда случайно встретила мать на рынке. Говорит, что не хотела видеть своих близких, чтобы им не было стыдно, во что она превратилась.)
Свидетельские показания Хуаны Корнехо, по кличке Калавера:
Я познакомилась с сеньорой Баладро случайно. Я жила на ранчо, и мне нужны были деньги, потому что у меня болел ребенок. Я поехала в Педронес искать работу, и ходила из дома в дом, от двери к двери, пока мне не открыла сеньора Арканхела. Она сказала:
— Да, работа здесь есть, но не служанки. Здесь ты будешь работать проституткой.
Я согласилась, и она дала мне аванс двадцать песо на лекарства, но они мне не пригодились, потому что через несколько дней мой ребенок умер. А я осталась с сеньорами.
(Далее следует список мест, где она работала. Свидетельница рассказывает, как сеньора Серафина назначила ее заведовать комнатами и какие дала ей указания: «чтобы никто не вышел, не уплатив, а если кто будет бузить, зови Тичо» — вышибалу. Говорит, что за двенадцать лет на этой должности ни разу не имела проблем с хозяйками.) И заканчивает так:
Ни сеньоры на меня не могут пожаловаться, ни я — на них, потому что давали мне все, что мне было нужно, отчего я и говорю, что сеньоры — порядочные женщины, и если полиция нас привела в тюрьму, так это потому, что нам не повезло.
Много лет Баладро не оставляли идею открыть третье заведение. Они понимали, что дом на Молино и «Прекрасный Мехико» находятся на виду, так сказать, в опасной зоне, из-за чего определенные осмотрительные клиенты не посещали заведения с той частотой, с какой они сами — или хозяйки домов — желали: боялись, что кто-нибудь из знакомых заметит их поутру в этом сомнительном районе. Поэтому Серафина решила, что Консепсьон-де-Руис — подходящее место для открытия третьего заведения: он удачно расположен, в двадцати километрах от Педронеса и в двадцати трех километрах от Сан-Педро-да-лас-Корьентес, да к тому же так мал и заброшен, что о нем почти никто не знает.
Серафина Баладро так описывает появление казино «Дансон»:
— Не прошло и восьми дней с тех пор, как я впервые увидела Консепсьон-де-Руис, ко мне пришел Эрменехильдо (капитан Бедойя) и рассказал, что нашел участок для строительства заведения — лучше не придумаешь. Двадцать два метра вдоль улицы, восемьдесят пять метров в глубину. Участок принадлежал двум старухам, которые его продавали, чтобы оплатить отправку своего брата в сумасшедший дом монахинь Божественного Слова в Педронесе. Они просили тридцать три тысячи песо.
Мне это место сразу понравилось, но сестра взъерепенилась, еще не взглянув — взяла манеру в штыки воспринимать все, что советовал Эрменехильдо.
— Я тебя с ним познакомила, чтобы он продал тебе пистолет, а не для того, чтобы стал твоим любовником, — говорила она мне.
А я отвечала:
— Это моя жизнь. Как хочу, так и живу, верно?