— Ты, сынок, случаем, не из Парижа? — спросил Ковешников. — Говорят, французы черепаховый суп уважают…
— Та якый там Парыж! — возразил водитель. — З Крутькыв я, шо пид Полтавою. Алэ наши Крутькы, мабудь, ше лэпше Парыжу будуть?
— Такие красивые?
— Дуже гарни… И ричка е и лис… Пшеныця до нэба, хочь ховайся у ней. Витэр дмэ — по пшеныци, як на мори, волны ходють.
— Работал и я в молодости в этих краях, строил дорогу, — сказал Ковешников. — Тоже черепаховым супом баловались. Дружок мой Барат Агахан был великим специалистом по кулинарной части…
— А почему «был»? — спросил Сергеев.
— Остался на Курской дуге…
— А вы тэж воювалы, товарыщ майор? — спросил водитель.
— А кто ж не воевал? Тут тоже война была, да еще накоротке, как в уличных боях, того и гляди, из-за арчи или из-за скалы в упор пальнут…
Водитель молчал.
— А тебя, сынок, как зовут? — спросил Ковешников.
Это неуставное «сынок» заставило солдата оглянуться: с чего это майор разговорился? На заставах знали, что Ковешников хоть и без погон, а все равно старший офицер, только в запасе…
— Ефрейтор Яковенко, — ответил шофер.
— Гляди-ка, — удивился Ковешников. — Меня зовут Яков, а ты — Яковенко, почти что родня. Имя-то твое как?
— Грыцько. Грыша…
Впереди показались освещенные прожектором зеленые железные ворота с двумя латунными начищенными звездами на створах. Перед воротами — несколько человек.
— Нас встречают, — сказал Сергеев. — Мой замполит лейтенант Клишко, прапорщик Марченко — дежурный по заставе.
— Раз встречают, значит, есть кому службу нести, пока мы будем соображать, как задание выполнить.
Машина остановилась. Прибывшие приняли рапорт замполита: за время отсутствия лейтенанта Сергеева на участке заставы происшествий не было.
Ковешников поздоровался со встречавшими — невысоким улыбчивым лейтенантом с мягким взглядом темных глаз, крепко пожал руку кряжистому прапорщику, назвал себя. Затем вместе с Сергеевым вошел в канцелярию.
Сергеев открыл сейф и достал большую общую тетрадь в клеенчатой обложке. Все эти журналы службы, планы на охрану границы, списки личного состава, другие бумаги, какие вслед за тетрадью выложил на стол Сергеев, были хорошо знакомы Ковешникову. На него так и повеяло родным духом канцелярии, как будто снова вернулась проведенная в этих горах нелегкая, полная опасных дел и событий молодость.
Внимательно изучив записи в журнале службы, Сергеев просмотрел, как составлен план охраны на следующие сутки, справился у дежурного, не звонил ли кто из начальников, доложил по телефону в комендатуру:
— Товарищ капитан, прибыл с майором запаса Ковешниковым.
Выслушав ответ, сказал: «Есть!», положил трубку и сообщил:
— Старики-нарушители улеглись спать. Комендант получил указание доставить их прямо в аул Чули, после того как туда приедете вы, чтоб было время ввести в курс дела вашего следопыта.
— Вот и ладно. Значит, сегодня время паше. Ясно, не в ущерб службе.
— Службу обеспечат лейтенант Клишко и прапорщик Марченко, — ответил Сергеев. — Имею в виду инструктаж, отправку и проверку нарядов. В ближайшие полчаса мне это предстоит сделать самому.
— Раз надо, значит, надо, — сказал Ковешников. — А я пойду пока на веранду, покурю да подумаю… Может, что в голову придет…
Во дворе заставы горела двухсотсвечовая электролампа. Ярко освещены окна канцелярии. Остановившись на веранде, Ковешников некоторое время слушал, как лейтенант Сергеев проинструктировал и отправил очередной наряд, затем стал передавать по телефону условным кодом сводку за истекшие сутки.
Пройдя по асфальтированной дорожке мимо казармы, Ковешников вышел за ворота заставы, вслушался в притаившуюся ночную тишину. Горы темной зубчатой тенью подпирали ночное небо, и от этой черноты, казалось, ярче горели, словно сверкающие бриллиантами лохматые пауки, крупные звезды.
Яков Григорьевич отыскал взглядом Большую Медведицу, вслед за нею — Малую, прикинул по расположению ручки ковша, что сейчас около полуночи.
Справа из ущелья донесся едва различимый цокот копыт — там паслись архары или козлы. Покатился по склону камешек, зашуршала осыпающаяся щебенка. Донесся посвист охотящегося сыча.
А вот вспорхнули кеклики — горные куропатки. Зверь подойдет — они только: «фр…р…р…» — и снова тишина, а человека заметят, еще и переговариваться начнут: «тиу-тиу-тиу…»
Сколько раз, бывая в наряде, когда еще только начинал служить (а через границу чуть ли не каждую неделю топали вооруженные контрабандисты), Ковешников по самым простым признакам — поведению птиц и животных — определял количество нарушителей, направление их движения.
Ковешников вернулся в канцелярию заставы и терпеливо дождался, когда лейтенант Сергеев закончит срочные дела. Наконец тот убрал журналы и тетради в сейф, сказал:
— А теперь, Яков Григорьевич, идемте ко мне, поужинаем да и поговорим…
— Не поздновато ли? Жена ругать не будет?
— В самый раз. Она у меня сознательная. К тому же готовилась, ждет…
Когда поужинали и поблагодарили хозяйку, отправившуюся спать в соседнюю комнату, лейтенант Сергеев начал свой рассказ: