Мертвая свеча. Жуткие рассказы

— Следует немедленно произвести у него обыск, и мы найдем труп, — сказал он. — Повар спрятал его, чтобы в удобное время унести в город и похоронить по христианскому обряду. Теперь же, видя нас, он должен принять меры, чтобы скрыть труп. Пора покончить нам с этим проклятым делом, не ночевать же здесь.

Мы вздрогнули пред предстоящим финалом этого ужасного случая, но согласились, что пора приняться за наши обязанности. Мы покорно последовали за сыщиком в подвал, где помещалась кухня, и я не мог сдержать мелкой, нервной дрожи. Я с трепетом ждал предстоящей сцены, я боялся взрыва отчаяния у бедного солдата, его горя и слез. Моя фантазия уже учитывала все это и рисовала душу потрясающую картину.

Томимый неясным, но тяжелым предчувствием, я вошел вслед за другими в обширную, слабоосвещенную, казенного типа кухню с огромной плитой и печью, громоздкими столами, табуретами и скамьями, грудою дров, разбросанными горшками и котлами, с темными полками на стенах, грязью, копотью, паром и чадом.

Мы сразу отыскали глазами Воликова. Он сидел в темном углу на скамье, склонившись головой на стол. Казалось, он заснул.

Сыщик немедленно приступил к делу.

— Воликов…

Повар сразу, словно его укололи, вскочил и устремил на нас взор, полный беспокойного внимания. Его красные, словно налитые кровью глаза казались крайне утомленными, но, вместе с тем, в них жило какое-то странное, очень сильное выражение, которого я не мог тогда понять.

— Воликов, говори прямо, где труп твоего брата?

Повар не испугался; его мрачные, воспаленные глаза с ненавистью, дерзко, почти вызывающе смотрели на нас. По вздувшимся жилам на шее видно было, что в нем бурлит и рвется наружу какой-то порыв. Он не отказывался и лишь тоном глухого презрения произнес:

— Найдите!…

Сыщика, в противоположность нам, мало трогала личность преступника.

— Приступим к обыску, — предложил он, и мы в знак согласия кивнули ему головами. Он забегал по кухне, роясь во всех закоулках, разбросал дрова и кучу старых тюфяков, почему-то попавших в кухню, заглянул в печь и наконец, почти обескураженный, бросил взгляд на печь, где виднелась постель Воликова, состоявшая из наваленных в кучу грязной подушки, тулупа, шинели, какого-то темного рядна, служившего, вероятно, вместо одеяла, и тонкого, сбитого, как блин, сенника…

Подчиняясь какому-то наитию, сыщик вскочил на плиту и стал шарить на печи, но, по-видимому, он не нашел ничего интересного, потому что поворотил к нам свое недоумевающее лицо и готов был уже соскочить на ноль. Но как-то скорее машинально, чем сознательно, он просунул руку под подушку и лицо его сразу изменилось…

Глаза его широко раскрылись от безграничного удивления, и несколько секунд он продержал руку под подушкой, как будто желая угадать, на что он наткнулся, и наконец он вытащил руку…

Дикий, потрясающий, холодящий кровь и душу крик, на какой только может быть способен человек, подвергшийся внезапному припадку смертельного ужаса, вырвался из груди сыщика и заставил всех нас помертветь от потрясения, но то, что мы вслед за этим увидели, парализовало нас страхом, недоступным человеческому описанию…

Сыщик держал за волосы человеческую голову с синими веками и щеками и клочьями черного мяса вместо шеи… Весь содрогнувшись от пароксизма ужаса и отвращения, он швырнул от себя страшную находку, и мертвая голова полетела в нашу группу…

Мы не выдержали. Подхваченные в свою очередь стихийным, чисто животным, уничтожающим мысль и волю страхом, мы все бросились вон из кухни. Но тут другой, способный свести с ума вопль приковал нас у порога к месту.

Перед дверью стоял повар. Он поднял руки кверху и неистово, в безумном восторге орал. Он был неимоверно страшен в своем яростном торжестве, и в первый момент я едва не упал. Но затем это обилие непостижимых ужасов, волной захвативших нас, внезапно привело всех в себя, инстинкт самосохранения возвратил нам сознание действительности. И вслед за пережитыми потрясениями мы перешли к неожиданной ярости…

Мы почти подняли на воздух безумствовавшего повара и отбросили его в угол. Мы были способны задушить его.

— Где труп, негодяй? — завопил я в припадке бешенства.

Лицо повара исказилось торжествующей злобой победителя; прижавшись к углу, он голосом, полным нестерпимой ненависти, швырнул нам ясно, с каким-то сладострастием, отчеканивая каждое слово:

— Вы съели его сейчас за ужином, и вот вам осталось еще на завтра…

Указав рукой на куски мяса на столе, он разразился неистовым хохотом безумца и с глухим стуком повалился в страшном припадке на пол…

СВЕРХЪЕСТЕСТВЕННОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ [2]

I

Сыщик Лещинский, читавший внимательно газету, вдруг вздрогнул и произнес с заметным волнением:

— Огнем уничтожен замок Гагеншмидтов.

Мы невольно заинтересовались этим, прочитанным сыщиком в газете, случаем и я не удержался от вопроса:

— Этот замок, вероятно, вам знаком по какому-либо преступлению, которое вам пришлось раскрывать?