Забота о дяде Джозефе легла на плечи Розамонды. Еще до того, как конец дня перешел в первый час ночи, она встала с постели матери, чтобы встретить его у двери и подготовить к тому, что он входит в мертвую комнату. Постепенно и мягко донести до него страшную правду, пока она не предстала перед ним лицом к лицу. Поддержать его, помочь его разуму прийти в себя после неизбежного удара, – таковы были священные обязанности, требовавшие всей преданности, на которую была способна Розамонда, и запрещавшие ее сердцу эгоистично зацикливаться на собственном горе.
Дядя Джозеф несколько часов просидел около музыкальной шкатулки, время от времени рассеянно похлопывая ее и шепча что-то про себя, но не заводя ее. Только шкатулка напоминала ему обо всех радостях и горестях, простых семейных делах и привязанностях его прошлой жизни. Когда Розамонда села рядом с ним и взяла его за руку, чтобы утешить, он с тоской перевел взгляд с лица девушки на музыкальную шкатулку и начал бормотать про себя одни и те же слова снова и снова: «Их всех больше нет. Моего брата Макса, моей жены, моего маленького Джозефа, моей сестры Агаты и теперь Сары, моей племянницы! Я и моя маленькая шкатулка остались одни на всем белом свете. Моцарт больше не может петь. Он уже спел для последней из них!»
На второй день он все так же сидел рядом со шкатулкой. На третий день Розамонда с благоговением положила книгу гимнов на грудь матери, уложила вокруг нее прядь своих волос и в последний раз поцеловала печальное, спокойное лицо.
Во время молчаливого прощания старик был рядом с Тревертонами и последовал за ними, когда все закончилось. Он все еще был погружен в апатию скорби, которая охватила его с самого начала. Но когда на следующий день Розамонда с мужем заговорили о переносе останков в церковный двор Портдженны, они заметили, как его тусклые глаза внезапно прояснились и он начал прислушиваться к каждому их слову. Через некоторое время он поднялся со стула, подошел к Розамонде и с тревогой сказал:
– Думаю, мне пойдет на пользу, если я смогу проводить ее. Мы собирались вместе вернуться в Корнуолл, когда она была жива. Ты позволишь нам вернуться вместе теперь, когда она умерла?
Розамонда попыталась мягко убедить его, что лучше перевозкой займется слуга ее мужа, на чью верность можно возложить заботы и ответственность, которые близкие родственники неспособны взять на себя с достаточным самообладанием. Она сказала ему, что они с мужем намерены остановиться на день в Лондоне, чтобы отдохнуть, а затем они собираются вернуться в Корнуолл и пробудут в Портдженне до похорон. И она искренне умоляла не оставлять их в часы скорби и испытаний, когда они, соединенные общим горем, должны быть вместе, чтоб отдать последний долг драгоценной для них особе.
Дядя Джозеф молча и покорно слушал, пока Розамонда говорила, и только когда она закончила, повторил свое простое прошение. В голове у него была одна мысль: вернуться в Корнуолл со всем, что осталось на земле от ребенка его сестры. И Леонард, и Розамонда видели, что противиться этому бесполезно, оба чувствовали, что было бы жестокостью пытаться удержать старика. В частном порядке они поручили слуге избавлять дядю Джозефа от всех проблем и трудностей путешествия, потакать ему, соглашаясь с любыми пожеланиями, и оказывать ему всевозможную защиту и помощь, не навязывая при этом назойливого внимания.
– Я скоро отблагодарю вас, – сказал дядя Джозеф при расставании, – за то, что вы позволили мне уехать от лондонского шума вместе со всем, что осталось от Сары, моей племянницы. К тому моменту, когда мы встретимся снова, я вытру слезы.
На следующий день Розамонда и ее муж попытались укрыться от гнета настоящего, чтобы вместе поговорить о будущем. Постепенно разговор перешел на тему друзей и о необходимости сообщить некоторым из них о событиях, последовавших за открытием тайны Миртовой комнаты.
Первым они вспомнили доктора Ченнери. Розамонда вызвалась немедленно написать викарию, кратко рассказав о том, что произошло с тех пор, как они в последний раз общались с ним, и попросив его выполнить давнее обязательство: провести осенний отпуск с ними в Портдженнской Башне. Розамонда страстно желала встретиться со старым другом, и она знала его достаточно хорошо и была уверена, что намека на постигшее ее несчастье и тяжелое испытание будет более чем достаточно, и доктор Ченнери приедет к ним при первом удобном случае.
Вспомнила Розамонда и про еще одного друга, и, хотя знакомы они с ним были не так давно, его участие в раскрытии тайны сблизило их. Этим другом был мистер Орридж, врач из Вест-Винстона, благодаря которому мать Розамонды случайно оказалась у ее постели. Ему она тоже написала письмо, исполнив обещание сообщить о результатах поисков Миртовой комнаты. Она написала, что они узнали о некоторых очень печальных семейных событиях из прошлого. Более этого не стоило сообщать другу, который занимал по отношению к ним такое положение, какое занимал мистер Орридж.