— Само собой, не лучшим образом. Начал на меня орать, утверждать, что он уже который месяц думал со мной расстаться, но я продолжала к нему липнуть. Я не хотела его слушать. Он обрисовал все так, будто я вломилась к нему, обезумев от ревности… и запросил ордер на запрет приближаться.
— А кровавое пятно на матрасе?
— Очевидно, Сара от него залетела, — отвечаю я, уже не чувствуя никаких эмоций. — Однако случился выкидыш. Она сильно расстроилась, но не хотела, чтобы об этом кто-то узнал. Начать с того, что она вообще не хотела, чтобы кто-то знал о беременности, и уж тем более что залетела она от молодого человека собственной соседки по квартире. Так что Сара на неделю спряталась у Итана, пытаясь как-то со всем справиться. Потому-то он и не хотел, чтобы я паниковала и звонила ее родителям — не говоря уж, боже упаси, про полицию.
Детектив Томас вздыхает, и я не могу не почувствовать себя круглой дурой, словно подросток, которого отчитывают за попытку использовать в качестве выпивки средство для полоскания рта. «Я не сержусь, но очень разочарован». Я жду, когда он что-то скажет, хоть что-нибудь, а Томас лишь продолжает смотреть на меня, сверля своим изучающим взглядом.
— И зачем вам понадобилось, чтобы я все это рассказывала? — спрашиваю я наконец, чувствуя, как постепенно возвращается прежнее раздражение. — Очевидно, вы все знали и так. Какое это имеет отношение к нынешним событиям?
— Я надеялся, что эти воспоминания помогут вам увидеть то, что вижу я, — отвечает детектив и делает еще один шаг в мою сторону. — Вам причиняли боль те, кого вы любили. Те, кому вы верили. Вы не умеете доверять мужчинам, уж это-то очевидно — да и кто станет винить вас в этом после того, что сделал ваш отец? Но из того, что вам неизвестно, где ваш молодой человек находится в любую отдельно взятую секунду, еще не следует, что он убийца. И вам пришлось в этом убедиться не самым приятным из способов.
Я чувствую, как у меня сдавливает горло, и тут же вспоминаю про Патрика — другого моего молодого человека (нет,
— А из того, что вы не доверяете Берту Родсу, тоже вовсе не следует, что он способен на убийство, — продолжает детектив. — Похоже, в вашем случае мы наблюдаем одну и ту же схему — вы влезаете в конфликт, не имеющий к вам отношения, в попытке раскрыть тайну и показать себя героиней. Я могу понять почему — вы были той героиней, что отправила за решетку собственного отца. Вы считаете все это своим долгом. Я пришел сюда, чтобы сказать вам: подобное нужно прекращать.
Я слышу это слово уже второй раз за неделю. В прошлый раз — от Купера, у себя на кухне, когда он увидел таблетки.
— Я никуда не
— Ложные подозрения — куда хуже, чем их отсутствие, — говорит детектив Томас. — Мы потратили на него почти неделю. Неделю, которую могли потратить на кого-то другого. Я не то чтобы думаю, что у вас были дурные намерения — я как раз полагаю, что вы пытались сделать как лучше, — но, если вас интересует мое мнение, я посоветовал бы вам обратиться за помощью.
— Я психолог, — говорю я, глядя ему прямо в глаза, готовая снова выплюнуть те же слова, что и Куперу; те же слова, которые я себе мысленно повторяю всю свою взрослую жизнь. — Я сама себе способна помочь.
В комнате повисает тишина; я чуть ли не различаю, как за дверью, прижавшись ухом к замочной скважине, дышит Мелисса. Разумеется, она слышала всю беседу. Как и пациент, вероятно, уже дожидающийся в приемной. Могу представить, как она вытаращила глаза, когда детектив предложил ее работодателю «обратиться за помощью».
— Вернемся к заявлению Итана Уокера, которое он подал, чтобы получить ордер, когда вы вломились к нему в квартиру. В нем упоминается, что в университете вы злоупотребляли психотропными препаратами. Что позволяли себе смешивать диазепам с алкоголем.
— Я так больше не поступаю, — отвечаю я, чувствуя, как раскаляется ящик рядом с моей ногой.
— Вы наверняка знаете, что эти лекарства способны давать серьезные побочные эффекты. Включая паранойю и потерю чувства реальности. Которую уже сложно отличать от фантазий.