Мерцание во тьме

Медленно выдыхаю, пытаясь сформулировать план. Я должна найти ожерелье. Понять, как оно оказалось в моем доме. От одной мысли о том, что мне нужно будет сдать его в полицию — сдать в полицию Патрика, — у меня живот крутит. Все это кажется до смехотворного глупым. Но я не могу просто закрыть глаза. Не могу сделать вид, что ничего не видела. Что не чувствовала вчера, как от Патрика пахнет духами, не заметила, как пропотел у него воротник. На поверхность вдруг всплывает новое воспоминание. Мой брат вчера вечером устало смотрит на пузырек с таблетками…

У него этого дерьма полный чемодан.

Потом я вспоминаю про Лэйси на столе патологоанатома, про тыкающего пальцем в одеревенелые конечности дознавателя.

В волосах обнаружены следы большой дозы диазепама.

У Патрика имеется доступ к снотворному. И возможности тоже. Иной раз он на несколько дней пропадает. Я вспоминаю обо всех тех случаях, когда он срывался в деловые поездки, про которые я не знала или не помнила, — и вместо того, чтобы как следует расспросить его, сама себя винила за плохую память. Вчера я отправилась к детективу Томасу с подозрениями насчет Берта Родса, а ведь оснований для них было куда меньше. Просто теория, построенная на кое-каких совпадениях, кое-каких подозрениях и, если быть с собой честной, определенной дозе истерики. Но сейчас… это ведь не подозрения. Не истерика. Это скорее доказательство. Четкое, надежное доказательство того, что мой жених имеет какое-то отношение к чему не следовало. К чему-то ужасному.

Поднявшись с пола, я закрываю шкаф и усаживаюсь на краешек кровати. Внизу слышу громыхание сковородки в кухонной раковине, шипение пара — это на горячую поверхность хлынула вода из крана. Мне нужно понять, что происходит. Если и не ради себя, то ради тех девочек. Ради Обри. Ради Лэйси. Ради Лины. Если я не разыщу ожерелья, надо найти хоть что-нибудь. Что-то, способное дать мне ответы.

Я снова спускаюсь по лестнице, уже готовая к встрече с Патриком. Обогнув угол, вижу его посреди кухни; он ставит две тарелки с оладьями и беконом на небольшой столик, где мы обычно завтракаем. На кухонной стойке исходят паром две чашки кофе, рядом — запотевший графин с апельсиновым соком.

Какую-то неделю назад я думала, что это карма. Идеальный жених в виде воздаяния за отца, хуже которого не может быть. Теперь я ни в чем не уверена.

— Доброе утро, — говорю, остановившись у входа в кухню. Патрик поднимает голову и широко улыбается. На вид вполне натурально.

— Доброе утро, — отвечает он, прихватывая чашку. Подходит поближе, вручает ее мне, целует мои волосы. — Веселенькая у нас ночка выдалась, верно?

— Ага, ты уж меня прости, — говорю я, почесав то место, которого только что коснулись его губы. — Понимаешь, я вроде как в шоке была. Проснулась от сирены и даже не подумала, что это ты там внизу.

— Понимаю, тебе пришлось нелегко, — соглашается Патрик, облокачиваясь о стойку. — Я тебя до смерти, наверное, напугал.

— Да, — подтверждаю я, — было немного.

— По крайней мере, теперь мы знаем, что сигнализация работает.

Я пытаюсь выдавить улыбку.

— Угу.

Со мной и раньше случалось, что я не могла найти слов, которые можно сказать Патрику — но большей частью оттого, что любые слова казались недостаточно хороши. Казалось, ничто не способно передать всю глубину моих чувств, то, как крепко я успела его полюбить за столь короткий промежуток времени. Однако нынешняя причина отличается так сильно, что просто в голове не помещается. Невозможно поверить, будто все происходит на самом деле. На долю секунды мой взгляд притягивает сумочка на стойке, в которой, как я знаю, находится «Ксанакс». Я думаю о таблетке, которую проглотила, заполировав двумя бокалами вина, о том, как рухнула потом на диван, словно проваливаясь в облака, о похожем на воспоминание сне непосредственно перед сиреной. Думаю про университет, когда подобное случилось в последний раз — я тогда тоже самым безответственным образом смешала алкоголь с таблетками. Думаю о том, как на меня тогда смотрели полицейские, точно так же, как вчера детектив Томас — как Купер, — подвергая безмолвному сомнению мой рассудок, мои воспоминания. Меня.

На какое-то мгновение я задумываюсь: а что, если я и цепочку вообразила? Если ее на самом деле не было? А я просто, будучи не в себе, перепутала настоящее с прошлым, как случалось уже не раз?

— Ты все еще сердишься, — говорит Патрик, подходит к столику и садится, показывая мне на стул напротив. Я подчиняюсь — оставив телефон на стойке, сажусь за стол и смотрю на завтрак перед собой. Выглядит аппетитно, но есть мне не хочется.

— Но я тебя не виню. Слишком уж я… часто отсутствую. Оставляю тебя одну посреди всего этого.

— Посреди чего? — уточняю я, сверля взглядом выглядывающие из подрумяненного теста шоколадные кругляшки. Взяв вилку, подцепляю такой кругляшок на один зубец и отправляю в рот.

— Свадебных приготовлений, — говорит Патрик. — Планирования и так далее. И еще того, что говорят в новостях.