Мерцающий огонь

Как только бабушка удалилась, мы с папой ошеломленно уставились друг на друга. Потом я сказала:

– Очевидно, на фотографиях она. Не бабушка. Это ее сестра-близнец. И подпись правильно было бы прочитать как «Эйприл в Берлине». К весне и апрелю это не имеет никакого отношения. Что ж, по крайней мере, ты получил ответ на свой вопрос. Твой отец не был ни военным преступником, ни нацистом.

Откинувшись на спинку дивана, папа выдохнул:

– Соврал бы, сказав, что не испытываю облегчения. Но почему она никогда не рассказывала мне о том, что у нее есть близнец? Зачем держать это в секрете? Интересно, знал ли об этом Джек? Наверное, знал – все-таки они познакомились во время войны. – Тень беспокойства пробежала по его лицу. – Что с ней сталось, с ее сестрой?

Наступила ночь. Холодный зимний ветер дребезжал в оконных стеклах. Я встала, чтобы включить свет.

– Знает ли это сама бабушка? Она же не смогла связаться с Эйприл после начала войны. Одному богу известно, что могло с ней случиться. Может, она погибла.

Послышался звук спускаемой воды. Я снова села в ожидании возвращения бабушки. Наконец она, понурившись, застыла на пороге:

– Я очень утомилась. Пойду спать.

Она повернулась и пошла к лестнице. Ни папа, ни я не попытались ее остановить, хотя нам отчаянно хотелось узнать правду о судьбе ее сестры.

Бабушка медленно поднималась, цепляясь за перила. Как только дверь ее спальни закрылась, мы с папой посмотрели друг на друга.

– Она не хочет рассказывать, – догадалась я. – Наверное, ей больно это вспоминать.

– Вероятно, случилось что-то плохое, – согласился папа. – Вот почему она все время молчала.

Мы сидели в тишине, переваривая то, что сегодня узнали. В коридоре мерно тикали напольные часы. Почувствовав внезапный озноб, я встала и отправилась за свитером, который оставила на кухне.

Папа последовал за мной. Затем он предложил:

– Может, закажем пиццу?

– Серьезно?

– Да, я уже проголодался.

– Когда я отказывалась от пиццы?

Он взял телефон и сделал заказ. Мы сели за стол и стали ждать.

– Неизвестность убивает меня, – призналась я. – Может, заглянем на генеалогический сайт? Попробуем выяснить, что случилось с Эйприл? Вдруг там найдутся какие-нибудь записи о ее рождении и смерти?

– С чего ты взяла, что она мертва? Вполне может быть жива-живехонька.

– Сомневаюсь. Иначе мы бы давно с ней познакомились. Как бы сильно они ни поругались, это было целую эпоху назад. Они же близняшки. Наверняка смогли бы преодолеть свои разногласия. Невозможно так долго обижаться. Кто-нибудь из них попробовал бы наладить контакт.

– Как знать… Но какой смысл гадать? Бабушка наверху, у нее есть все ответы. Мы вернемся к теме, когда она проснется, – я узнаю правду, даже если для этого мне придется утопить ее в джине с тоником. Выясню все, чего бы мне это ни стоило.

– Полегче, пап. Ей все-таки девяносто шесть.

– Да, но ведь с виду-то и не скажешь. – Он откинулся на спинку стула. – Ты видела, как она сегодня играла на пианино. С неутомимостью ветра. Этого у нее никогда было не отнять.

Мы немного поговорили о том, что бабушке все еще удавалось делать самостоятельно: об уплате налогов, еженедельных играх в бридж и собраниях вязального клуба каждый второй четверг. Ее силе характера можно было только позавидовать.

Окна озарились светом фар, гравий захрустел под шинами. Я встала со стула:

– А вот и пицца.

– Я оплатил онлайн. – Папа начал расставлять тарелки и раскладывать столовые приборы.

За дверью послышались шаги, я открыла дверь и с удивлением обнаружила вовсе не разносчика пиццы. Это был Малкольм. В темно-серой спортивной куртке и джинсах, с развевающимися на ветру темными курчавыми волосами, он был настолько красив, насколько может быть красивым мужчина. При виде его у меня внутри все сжалось.

Он стоял на крыльце, освещенный уличным фонарем. Руки из карманов он не вынул – только молча пожал плечами, будто говоря: «Прости, ничего не могу с собой поделать».

Я застыла, не намереваясь приглашать его в дом.

– Что ты здесь делаешь, Малкольм?

– Мне было необходимо тебя увидеть.

– Я же сказала, что мне нужно побыть одной.

– Знаю, но я не мог пустить все на самотек. Ты не отвечала на мои сообщения. Я беспокоился. Подумал, что ты, возможно, поехала сюда, – и решил попытать счастья.

Я по-прежнему не открывала полностью дверь, надеясь, что он развернется и уйдет.

– Ты зря проделал весь этот путь.

– Я должен был, Джилл. Пожалуйста… – Холодный ветер пронесся по верхушкам деревьев. Малкольм попытался согреть свои руки теплым дыханием. – Боже, как здесь холодно! Впустишь меня? Всего на минутку? Я не останусь, честно, просто хочу сказать тебе кое-что. Позволь мне сделать это, и я уеду, клянусь. Навсегда оставлю тебя в покое, если ты этого захочешь.

Я горько рассмеялась:

– Разве можно верить твоим обещаниям?

Он потупился:

– Понимаю, я это заслужил. Но прошу тебя, Джилл, всего лишь выслушай меня.

Да поможет мне Бог! Он дрожал от холода и выглядел таким несчастным, что мне стало его жалко. Со вздохом я признала свое поражение и решила впустить его, чтобы он мог отогреться. Послушаю, что он скажет, – и выпровожу его вон.