– А моя сука! – возопил господин Конейр.
– Вы ее знаете, – сказал Камье. – Вам ее не хватает. Вы бы заплатили деньги, и немалые, за то, чтобы она нашлась. Цените свое счастье. – И он вышел.
Господин Конейр чуть не бросился за ним. Но он уже некоторое время сдерживался и, в сущности, обрадовался, что разговор пришел к концу. Вернувшись со двора, он бросил взгляд на улицу. Потом вернулся в зал, и там на него навалилась такая тоска, что он опять принялся за джин.
– Моя сука, – стонал он.
– Ладно, ладно, – сказал Жорж, – вам найдут другую.
– Маркиза! – стонал господин Конейр. – Она улыбалась!
Итак, и от этого отделались, если ничего не случится.
Господина Гэста было не видать, и не случайно, потому что он искал в роще подснежники для Патрика. Нет худа без добра.
Терезы тоже было не видать, и никто не пожалел о том, что ее не видать.
С остальными надо было потерпеть.
Мерсье совершенно не хотел есть. Но Камье его заставил.
– Ты весь зеленый, – сказал Камье.
– Кажется, меня сейчас стошнит, – сказал Мерсье.
Он не ошибся. Камье его поддержал.
– Тебе полегчает, – сказал Камье.
И правда, мало-помалу Мерсье почувствовал себя лучше – то есть лучше, чем до того, как его стошнило.
– Когда ты ушел, – сказал он, – меня одолевали такие печальные мысли. Я не знал, вернешься ты или нет.
– Я же оставил тебе плащ, – сказал Камье.
– Я понимаю, что это было бы только справедливо, – сказал Мерсье. Он немного подумал. – Чтобы не бросить Мерсье, надо быть Камье.
– Идти можешь? – сказал Камье.
– Я пойду, не бойся, – сказал Мерсье. Он встал и сделал несколько шагов. – Смотри, как я хорошо хожу, – сказал он.
– Может, бросим плащ? – сказал Камье. – Зачем он нужен?
– Он замедляет воздействие дождя, – сказал Мерсье.
– Это саван, – сказал Камье.
– Не будем ничего преувеличивать, – сказал Мерсье.
– Хочешь, я скажу тебе все, что думаю по этому поводу? – сказал Камье. – Тому, кто его носит, физически и морально так же неловко, как тому, кто его не носит.
– В том, что ты говоришь, есть правда, – сказал Мерсье.
Они посмотрели на плащ. Он распростерся там, где начиналась насыпь. Вид у него был ободранный. К плечам прилипли чарующе блеклые клочья клетчатой подкладки. Участками более светлого желтого цвета были отмечены те места, которых еще не пропитала сырость.
– Может, я скажу ему пару слов? – сказал Мерсье.
– Успеется, – сказал Камье.
Мерсье подумал.
– Прощай, старенький габардин, – сказал он.
И опять замолчал. Камье сказал:
– Это и была пара слов?
– Да, – сказал Мерсье.
– Пошли отсюда, – сказал Камье.
– А его мы что, не выбросим? – сказал Мерсье.
– Оставим его здесь, – сказал Камье. – Зачем себя утруждать.
– А я хотел его выкинуть, – сказал Мерсье.
– Мы оставим его здесь, – сказал Камье. – Постепенно изгладятся следы наших тел. Под лучами солнца он свернется, как опавший лист.
– А если его похоронить? – сказал Мерсье.
– К чему разводить сантименты, – сказал Камье.
– Просто чтобы его не взял посторонний, – сказал Мерсье, – вшивый какой-нибудь.
– Разве нас от этого убудет? – сказал Камье.
– Нет, конечно, – сказал Мерсье, – и все-таки.
– Я ухожу, – сказал Камье.
Он зашагал прочь. Вскоре к нему присоединился Мерсье.
– Можешь на меня опереться, – сказал Камье.
– Потом, потом, – с раздражением сказал Мерсье.
– В чем дело, почему ты все время оглядываешься? – сказал Камье.
– Он шевельнулся, – сказал Мерсье.
– Кто? – сказал Камье. – А, понял. Он машет нам платком.
– Мы хотя бы ничего не оставили в карманах? – сказал Мерсье.
– Всякие-разные использованные билеты, – сказал Камье, – горелые спички, обрывки газет с истершимися следами неотменимых свиданий на полях, заветный огрызок сточенного на девять десятых карандаша, несколько клочков замусоленной бумаги для подтирки, несколько сомнительной надежности презервативов, ну и пыль. Вся жизнь, чего уж там.
– Ничего нужного? – сказал Мерсье.
– Я же тебе говорю, вся жизнь, – сказал Камье.
Некоторое время они шагали молча, как это с ними иногда случалось.
– Если понадобится, кинем на это дней десять, – сказал Камье.
– Не воспользуемся транспортом? – сказал Мерсье.
– То, что мы ищем, не обязательно находится на другом конце острова, – сказал Камье. – Поэтому пускай нашим девизом станет…
– То, что мы ищем, – сказал Мерсье.
– Мы путешествуем не просто ради того, чтобы путешествовать, насколько я понимаю, – сказал Камье. – Мы идиоты, но не настолько. – Он с любопытством уставился на Мерсье. – Ты вроде как запыхался, – сказал он. – Если хочешь что-то сказать, валяй.
– Я и правда хотел что-то сказать, – сказал Мерсье. – Но по размышлении приберегу это про себя.
– Не желудок, надеюсь? – сказал Камье.
– Продолжай, – сказал Мерсье.
– На чем я остановился? – сказал Камье.
– Пускай нашим девизом станет, – сказал Мерсье.
– Ах да, – сказал Камье. – Пускай нашим девизом станет неспешность и осмотрительность, с резкими поворотами направо и налево и внезапными возвращениями назад в согласии со смутными уколами интуиции. Кроме того, ничего страшного, если нам придется делать остановки на целые дни и даже недели. У нас вся жизнь впереди, во всяком случае, весь остаток.