Мерлин

— Аврелий и Утер, сыновья Константина. Полагаю, при поддержке кимрских и северных королей Аврелий станет Верховным королем.

— А второй — Утер?

— Военачальником, о котором ты говорил.

Кустеннин понемногу начинал видеть то, что открылось мне. Он кивнул, потом спросил:

— Западные владыки готовы идти за ним?

— Да, — заверил я. — С ними я говорил, как сейчас говорю с то­бой. От их имени Теодриг послал своего советника — он в моей свите, — дабы подтвердить мои слова: западные владыки поддержали Аврелия.

Кустеннин легонько хлестнул поводком по ладони.

— Тогда и северные владыки его поддержат. — Он мрачно улыб­нулся. — И, клянусь Богом, которому ты служишь, хорошо бы ты оказался прав.

— Прав я или ошибаюсь, — сказал я, — однако новый король и его брат — единственная наша надежда.

На следующий день Кустеннин отправил гонцов к своим вождям и воеводам, прося их собраться в Годдеу и поддержать Аврелия как Верховного короля и Утера как верховного воеводу. Я в общих чертах догадывался, что ответят вожди, но не знал, как это воспримет Утер.

Это мне вскорости предстояло выяснить.

ГЛАВА 4

Нe скажу, чтобы Утер скакал от радости, услышав о решении северных владык:

они поддержат Аврелия, если Утер возглавит войско. Утер сам метил в Верховные короли, и предложение по­казалось ему унизительным.

Я изложил ультиматум в первые же минуты по возвращении из Годдеу. Кустеннин, подобно Теодригу, отправил со мной советников, и Аврелий видел их, когда мы въезжали в лагерь холодные и вымок­шие, потому что моросило с утра. Король потребовал меня к себе еще до того, как я переоделся в сухое. Аврелий с Утером выслушали мой краткий рассказ, и Утер заговорил первым:

— Значит, лающему псу бросили кость, чтобы заткнуть пасть?

Я не ответил, и он продолжал, тыча кулаком мне прямо в лицо:

— Это ты их подговорил! Ты, Мерлин, вечно лезешь в чужие дела!

Аврелий хранил спокойствие:

— Утер, не принимай так...

— А как принимать, братец дорогой? Меня делают твоим оруже­носцем, а ты сидишь и молчишь, — упорствовал Утер. — Я мог бы по меньшей мере стать королем.

— Замысел принадлежит Кустеннину, — сказал я, — а насчет то­го, что это будет условием, решил не я, а его вожди. И все же, я счи­таю, что мысль неплохая.

— Подумай, Утер, — сказал Аврелий, ища, чем бы задобрить бра­та, — из нас двоих ты лучше воюешь.

— Верно, — буркнул Утер.

— А я старше, значит, править мне. — Аврелий устремил на него строгий взгляд.

— Тоже верно, — признал Утер.

— Так что мешает тебе сделаться верховным воеводой?

Это оскорбление,— фыркнул Утер.

Я проглотил слова, вертевшиеся на языке.

Аврелий положил руку брату на плечо.

— С каких это пор оскорбительно возглавлять величайшее воин­ство мира?

Утер смягчился. Аврелий продолжал бить в ту же точку.

— Разве оскорбительно быть верховным воеводой всех бриттов? Подумай, Утер! Сотни тысяч людей под твоим началом! — тысячи тысяч! — и все смотрят на тебя. Ты завоюешь великую славу, ׳твое имя останется в веках.

Аврелий бесстыдно играл на самолюбии брата и, надо сказать, с успехом.

— Величайшее воинство Империи, — пробормотал Утер.

— В прежние времена, — вставил я, — верховный военачальник звался Dux Britanniarum. Максим Магн носил этот титул до того, как стать императором.

— Вот видишь? Со времен императора Максима у нас не было вер­ховного военачальника. Прекрасный титул, и ты один будешь его но­сить. — На этом месте Аврелий смолк, отступил на шаг и вскинул ру­ки в старинном римском приветствии: — Здрав будь, Утер, Dux Britanniarum!

Утер не мог долее сдерживаться, он расплылся в улыбке и отве­тил:

— Здрав будь, Аврелий, Верховный король бриттов!

Они со смехом обнялись — одно слово, мальчишки! Я дал им на­веселиться, потом объявил:

— Так вот, Теодриг и Кустеннин ждут ответа от вас обоих. Их со­ветники у меня в шатре и хотят с вами поговорить, прежде чем воз­вращаться к своим господам. Думаю, не следует их больше томить.

Не знаю, где Аврелий научился так обращаться с людьми, но делал он это мастерски. Мало того: он обладал достоинством, которое выру­чало его, когда не помогали слова. Сказать, что он взял советников лестью и уговорами, значило бы солгать. Он действовал куда тоньше.

Он не уговаривал, а убеждал, не льстил, а поднимал людей в их собственных глазах. С Утером он, естественно, обращался иначе. При этом в нем не было ни лжи, ни коварства. В его жилах текла кровь императоров, которую он не хотел бесчестить.

Узнав Аврелия ближе, я проникся к нему любовью и уважением. Такой человек и был нужен нашему народу. Я видел: вот кто объеди­нит королевства под своей властью, а Утер поведет их в бой. Вместе они составляли внушительную силу, хотя ясно было, кто мудрей и сильней.

Утер попросту не обладал нужным складом характера. Вероятно, не его в том вина. Такие люди, как Аврелий, рождаются редко. Про­сто Утеру не повезло — он был братом Аврелия и всю жизнь оставал­ся в его тени. Вот почему я решил никогда их не сравнивать, даже не хвалить Аврелия в присутствии Утера — или даже в его отсутствие, — не добавив нескольких приятных слов в адрес самого Утера.