Ма не смогла его переспорить. Она все равно ничего не понимала в нашем деле. Пошла к знахарке, купила зелье у ведьмы и потом сказала па – довольному, сил нет, – что беременна и что на Снега денег не будет. И что не станет рожать на дороге, им придется вернуться домой.
Джек улыбнулся, но его темно-карие глаза были словно холодная грязь.
– Помню, она ему сказала: «Теперь я тебя поймала», – произнес он. – Заимела брюхо, чтобы его заманить в западню.
– И что твой па сделал? – спросила я.
– Бросил ее, – коротко сказал Джек. – Это все было в Эксетере, жили мы под Плимутом. Я так и не узнал, добралась ли она домой. И малыши. И что случилось с тем, что было у нее в брюхе. Он взял деньги, которые скопил, и купил Снега, и мы тронулись в путь на следующий день. Он не пустил ее в фургон, хотя она плакала и умоляла, и мои братья и сестра тоже плакали. Он просто уехал прочь, а когда она попыталась забраться на ступеньку, столкнул ее. Она бежала за нами по дороге, плакала и просила ее впустить, но он просто ехал дальше. Она всего милю за нами бежала, с ней были малыши, а они быстро идти не могли. Плакала она как младенец. Мы слышали, как ее крики становятся все тише и тише, когда она отставала дальше и дальше.
– Ты ее больше никогда не видел? – спросила я в ужасе.
Эта продуманная жестокость была хуже любого пьяного буйства па. Он бы никогда не бросил Займу, что бы та ни сделала. Он бы никогда не столкнул Дэнди и меня со ступеньки фургона.
– Никогда, – безразлично произнес Джек. – Но ты не забывай, что раз отец мог так обойтись с женщиной, которая пятнадцать лет была ему женой и родила ему четверых детей, а пятого носила, с вами двумя он это проделает запросто.
Я молча кивнула. Но Дэнди разозлилась.
– Но это же ужас! – воскликнула она. – Твоей мамой наверняка занялся приход, и детей у нее отобрали. Она же была без гроша! А она ничего дурного не сделала!
Джек заскочил в фургон и принялся раскладывать одеяла и постели в дорогу.
– Он решил, что сделала, – сказал он изнутри, из темноты. – И мне этого довольно. И она его обманула, когда вот так завела брюхо. Женщины всегда врут. Никогда не ведут себя с мужчиной честно. Она получила, что заслуживала.
Дэнди еще много что могла сказать, но я взяла ее за руку и увела прочь от ступеней, за фургон, чтобы она помогла мне погрузить кормушки.
– Поверить не могу! – сказала она сдавленным шепотом. – Роберт всегда такой милый!
– А я могу, – ответила я.
Я всегда была осторожнее Дэнди. Я видела, как Джек повинуется отцу, не задавая вопросов; и гадала, как этому круглолицему улыбающемуся человеку удалось добиться такого беспрекословного подчинения.
– Просто запомни: не груби ему, Дэнди, – серьезно сказала я. – Особенно в Уарминстере.
Она кивнула.
– Я не хочу остаться посреди дороги, как его жена, – сказала она. – Лучше умереть!
Странный озноб, охвативший меня, когда Джек начал рассказывать о своей матери, снова коснулся ледяными пальцами моего хребта. Я протянула к Дэнди руку.
– Не говори так, – сказала я, и голос мой прозвучал тихо, словно шел издалека. – Мне это не по душе.
Дэнди дерзко рассмеялась и состроила мне рожу.
– Мисс Несчастье! – весело ответила она. – Куда девать эти ведра?
Мы сложили все и были готовы уехать к закату – внезапному алому осеннему закату.
Пролеска стояла между оглоблями, кивая головой с притворной усталостью. Джек был в рабочих бриджах и блузе. Он готовился оседлать жеребца Снега, слишком ценного, чтобы привязывать его в долгую дорогу, как пони. Он предложил мне прокатиться, но я устала и заленилась. Если Роберт не велит мне править фургоном, я собиралась улечься на свою койку и спать.
– Ты становишься такой же лентяйкой, как Дэнди, – тихонько по-свойски сказал мне Джек, когда мы привязывали пони гуськом позади фургона.
Маленький пони моего па смирился с остальными и послушно встал в цепь.
– Сегодня ничего не хочу делать, – призналась я, не поднимая глаз от уздечки, которую завязывала.
Теплая рука Джека накрыла мои пальцы, вязавшие веревки, и я быстро взглянула вверх, ему в лицо, неразличимое в сумерках.
– О чем ты мечтаешь на своей койке, Меридон? – тихо спросил он. – Когда лежишь днем, смотришь, как качается над тобой потолок. О чем ты тогда мечтаешь? О любовнике, которые снимет с тебя одежду, стащит эти дурацкие мальчишеские штаны, поцелует тебя и скажет, что ты красивая? Неужели ты не видишь чистую постель в теплой комнате и меня рядом с собой в постели? Об этом ты думаешь?
Я не убрала руку и прямо посмотрела ему в глаза.
– Нет, – сказала я. – Я представляю, что я не здесь. Что зовут меня не Меридон. Что мое место – не здесь. О тебе я никогда не мечтаю.
Его смуглое лицо в мгновение стало обиженным.
– Ты уже второй раз это говоришь, – посетовал он. – Ни одна другая девушка от меня не отворачивалась, никогда.
Я кивнула.
– Так и гоняйся за ними, – сказала я. – Со мной ты попусту тратишь время.