Меридон

– Так нельзя, – сказала она Джеку, когда тот вернулся подержать задник. – Так нечестно. Ты сам сказал, сколько ты для него делаешь. Нечестно, что он тебе ничего не платит. Он и к нам-то лучше относится, а мы ведь ему не родные.

Джек опустил среднюю часть задника на траву и выпрямился, прежде чем ответить. Потом перевел взгляд с Дэнди на меня, словно думая, говорить нам или не говорить.

– Вы много чего не знаете, – в конце концов сказал он. – Вы видели представление, слышали, какие у отца планы. Но вы много чего не знаете. Мы не всегда были при балагане. Не всегда у нас хорошо шли дела. Вы его застали на подъеме, таким, какой он бывает, когда у него деньги в мешке под кроватью и к фургону привязаны несколько лошадей. Но когда я был мальчишкой, мы были бедны, страшно бедны. А когда он беден, с ним непросто, поверьте.

Мы стояли на укрытом от ветра лугу под ярким осенним солнцем, но от слов Джека я вздрогнула, по спине пробежал мороз. Лицо у Джека было мрачное, будто солнце закрывали снеговые тучи.

– Когда он будет стар для дороги, балаган станет моим, – уверенно сказал Джек. – Каждый пенни, который он сейчас получает, идет на представление или в копилку. Мы больше никогда не будем бедными. И поэтому все, что он мне велит делать… Я просто делаю. А все, что велит достать, достаю. Потому что он и одна кляча с провисшей спиной добывали нам еду, когда вся деревня голодала. Никто не верил, что у него получится. Кроме меня. И когда он вывел лошадь на дорогу, я пошел с ним. У нас тогда даже фургона не было. Мы просто шли с лошадью от деревни к деревне и отрабатывали номера за пенни. Потом он обменял лошадь на другую, и еще одну, и еще. Он не дурак, мой папаша. Я в жизни против него не пойду.

Дэнди не произнесла ни слова. Нас обеих заворожила история Джека.

– А почему с ним было непросто? – спросила я, задав главный для себя вопрос.

Как он будет с нами обращаться, как он будет обращаться с Дэнди, если удача пойдет на спад и все обернется против нас?

– Он тебя бил? Или твою мать? Она тоже с вами ездила?

Джек покачал головой и наклонился, чтобы мы с Дэнди могли взвалить задник ему на спину. Он отнес его к фургону, волоча по траве, потом вернулся к нам.

– Он ни разу на меня руки не поднял, – сказал Джек. – И маму пальцем не тронул. Но она в него не верила. Он оставил ее и троих малышей в деревне и ушел бродить с лошадью. Меня он бы тоже оставил, но он знал, что я один верил, что у него получится. Он стал учить меня ездить верхом через пару дней. Я был совсем мальцом, ничего не боялся. И потом, спина у лошади очень большая, когда тебе пять или шесть. Легко было усидеть.

В конце лета мы вернулись домой. Он отсылал им деньги, когда мог. Когда зима кончилась, мы снова отправились в путь. На этот раз мы смогли взять напрокат телегу. Мама тоже хотела с нами поехать, но отец был против. Она плакала, говорила, что должна быть с ним. Я хотел, чтобы она поехала. А па хотел, чтобы малыши были с ним. Так мы все отправились в путь.

Джек замолчал. Потом нагнулся за последней частью задника и взвалил ее себе на спину, не сказав ни слова. Мы с Дэнди тоже молчали. Джек вернулся, поднял пару уздечек и швырнул их в сторону фургона. Потом пошел к воротам, словно рассказ был окончен.

Мы последовали за ним.

– А что было потом, Джек? – спросила я. – Когда вы ездили вместе?

Джек вздохнул, оперся на ворота и взглянул через луг, словно видел фургон и женщину с двумя детьми и малышом у груди. Мужчину и его сына, ведущих лошадь, которую научили танцевать за пенни.

– Был разгар сезона, – сказал он. – Тепло, солнечно. Год выдался урожайный, у людей были деньги. Мы переезжали с ярмарки на ярмарку и на всех хорошо зарабатывали. У отца хватило денег купить телегу, потом он поменял ее на настоящий фургон. А потом он увидел лошадь, которая ему приглянулась, и купил ее. Пролеску, которая у нас теперь. Увидел, что у нее достаточно широкая спина – я-то подрос. И шаг у нее ровный.

У нас тогда было две лошади, мы уже не работали на перекрестках, выезжали в поле и собирали деньги у ворот. Я делал номер, перескакивал с одной лошади на другую, через обруч прыгал. Я еще был маленький – семь, что ли, или восемь. Ма стояла у ворот, а малыши продавали сладости, которые она готовила для зрителей. Мы хорошо зарабатывали.

Он снова умолк.

– И? – подсказала Дэнди.

Джек пожал плечами. Стряхнул прошлое с плеч одним быстрым движением и потянулся.

– А, – сказал он устало. – Она же была просто женщина. Отец увидел Снега и захотел его купить. Мама хотела вернуться в деревню с заработанными деньгами, осесть, и чтобы па опять стал возчиком.

Они ругались день и ночь. Па всем сердцем хотел Снега и обещал ма, что он состояние сделает на этом коне. Что у нее будет свой дом и удобный фургон для путешествий. Что в обществе нас станут уважать. Он знал, что со Снегом сможет этого добиться.