Меридон

Я пожала плечами.

– Он не сделает меня несчастной, – сказала я. – У него сил не хватит.

Увидев, что Джеймс нахмурился, я добавила:

– Немногие женщины смогут так сказать. Это неплохое начало. Он никогда не сделает меня несчастной. У меня будет Широкий Дол, и я посажу свое дитя на место сквайра в Хейверинге и Широком Доле. Это разумное соглашение. Меня оно устраивает.

Карие глаза Джеймса смотрели в мои, словно он искал хоть какое-то тепло, за которое мог ухватиться, чтобы умолять меня захотеть любви и страсти, как все девушки. Я знала, что глаза мои непрозрачны, как зеленое стекло.

– Ты хочешь ускорить заключение брака, – сказал он, и я поняла по его голосу, что он с этим смирился.

– Да, – согласилась я. – Мы хотим пожениться до Рождества. Я хочу быть дома к тому времени.

Джеймс поднял бровь.

– Откуда такая спешка? – спросил он. – Я думал, речь о весне.

– Городская жизнь не подходит Перри, – честно сказала я. – И мне она не нравится. Я рада, что приехала, я многому научилась. Но я не расстроюсь, если больше никогда в жизни не попаду в Лондон. Я ненавижу улицы, здешняя жизнь слишком стесняет!

Я подошла к окну, откинула тяжелую штору и выглянула наружу.

– Спать в доме с закрытыми окнами, никогда не выглядывая на улицу, тоже неприятно, – сказала я.

Джеймс кивнул. Он не мог чувствовать то же, что и я, но он всегда старался меня понять.

– Тогда я скажу поверенным, чтобы поторопились, – сказал он. – Если ты решилась.

– Я решилась.

Он кивнул и повернулся к двери.

– Я пожелаю тебе счастья, – сказал он. – Мы едва ли увидимся с тобой до свадьбы.

Я протянула руку, и мы обменялись рукопожатием, как добрые друзья.

– Пожелайте мне мира в душе, – сказала я. – Я не ищу счастья, но я хотела бы жить в собственном доме, не заботясь постоянно о том, что надеть и что сказать.

Он кивнул.

– Как только ты станешь леди Хейверинг, тебя нельзя будет осуждать, – сказал он. – Думаю, ты и так знала, как быть хорошим человеком, когда подъехала к дому в своей кепке и грязном жакете.

Я улыбнулась.

– Спасибо, – сказала я.

– У меня для тебя кое-что есть, – сказал он. – Это проценты с твоей доли в прибылях Широкого Дола за последние шестнадцать лет. Я каждый год аккуратно записывал доход и клал деньги в банк. Мне только что сообщили, каковы дивиденды, и я подумал, что будет благоразумно отвезти тебе деньги векселями – на случай, если ты вдруг захочешь ими как-нибудь распорядиться. Капитал остается в банке, но я привез тебе проценты.

Я кивнула. Джеймс вынул из кармана пухлый сверток.

– Они дают не очень высокую ставку, – извиняющимся тоном сказал он. – Но банк надежный. Я подумал, так будет лучше.

Я кивнула и открыла конверт. В нем было одиннадцать больших кусков пергамента, каждый из которых обещал подателю три тысячи фунтов.

– Я никогда в жизни не видела таких денег, – сказала я.

Голос у меня от потрясения сел до шепота.

– Не понимаю, как ты отважился их привезти!

Джеймс улыбнулся.

– Я ехал с охраной, – сказал он. – Мне нужно было перевезти в Лондон немного золота, так что я воспользовался возможностью и привез все сразу. А потом пришел сюда. Наверное, будет лучше, если я оставлю их на ночь у тебя, для сохранности, а завтра заберу и положу на твой счет.

– Да, – сказала я.

Мы вместе вышли в холл, и он надел пальто. Дворецкий отворил перед ним дверь, я смотрела, как Джеймс спускается по ступенькам крыльца.

Потом я вернулась в столовую и аккуратно свернула векселя, отнесла их к себе в комнату и заперла в правом ящике туалетного столика, где хранила деньги, драгоценности, выбранные для меня леди Кларой, и свою нитку с золотой застежкой.

32

Я выстрадала позволение не ездить в тот вечер ни на бал, ни с визитами, ни на ужин к Марии. Сказалась больной, предъявив в доказательство горячий лоб и воспаленное горло. Леди Клара приложила к моему лбу прохладную руку и сказала, что сегодня я могу остаться дома, но завтра должна выздороветь, потому что княгиня Катерина дает завтрак и нам удалось раздобыть приглашение. Я кивнула, позволила переодеть себя в ночную рубашку и пеньюар и удалилась в душную маленькую спальню с тарелкой супа, пирожком и фруктами.

Я пыталась читать один из романов леди Клары, но сочла его слишком трудным. Его написал человек по фамилии Филдинг, и я злилась на него за то, что названия глав вверху страницы не сообщали, что происходит в рассказе. Пользы в них не было, ведь я хотела только притвориться, что читаю книгу.

По какой-то причине я подумала о векселях из банка и решила еще раз на них взглянуть. Ключ от ящика лежал в среднем ящике столика, где я его всегда держала. Ящик легко открылся и выехал вперед. Двигался он легко, будто был совсем легким.

Он и был легким. Я утром отдала Перри большую часть своего золота, а одиннадцать свернутых векселей на три тысячи каждый исчезли.

Я очень тихо сказала: «Ой», – и немного постояла на месте, потом подтащила к столику хорошенький белый с золотом стульчик, села и уставилась в пустой ящик.