Когда лекарь обработал и перевязал мои раны я направилась к себе в комнату, чтобы привести себя в порядок. В комнате уже ждала взволнованная служанка. Гвеневра работала у нас уже много лет, всю мою жизнь так точно. Поэтому она воспринимала меня как свою близкую, поэтому увидев меня когда я вошла в комнату была в ужасе. Увидев себя в зеркало и сама вздрогнула. Капли крови как-то умудрились попасть даже на лицо. Светлое бежевое платье же и вовсе было всё в алых брызгах, а так же в бурых разводах чая.
Вечером я сидела у камина в гостиной, пила успокаивающий чай с ромашкой и мятой, кутаясь в тёплый плед. Только треск поленьев нарушал тишину. Послышался стук закрываемой двери и мягкие шаги.
— Гвен…
— Как вы, миледи? — служанка присела на пуф возле камина. В руках она держала шитьё, пристроившись, продолжила работу. Мы с ней раньше часто сидели так, общаясь, но с возрастом у меня появились другие интересы.
— Уже лучше, спасибо. Почти перестало трясти, но теперь уже начинаю мёрзнуть от холода.
— Да, зима не за горами. Красивое время, хоть и не самое тёплое. Так что вы решили на счёт бала?
— Да, я пойду. — Обречённый вздох удержать не получилось.
— Всё надеетесь встретить его там? — С тёплой улыбкой спросила Гвеневра не поднимая глаза от шитья.
— Нет, он был не из знатного рода, а там… Подожди, о ком ты? — Не удержавшись, Гвен беззлобно рассмеялась.
— А вы о ком? — продолжила служанка, довольно улыбаясь.
— Не важно… — Я окончательно смутилась, спрятав лицо в пледе, оставив только глаза поверх мягкой ткани.
— Можете в это рождество снова погадать, если всё же не найдёте партию.
— Он больше не приходит. — Я загрустила, опустив плед и перестав улыбаться.
— Вы так часто его звали?
— Почти всегда, когда было одиноко. Но это лишь сон.
— Гвеневра, ты была права! Он приходил!!
Это было моё первое Рождество и святки после моего выхода в свет. Ещё совсем юная, я грустила от того что меня на балу запугали тем что могу остаться одна старой девой. Добрая Гвеневра хотела меня успокоить и рассказала о крестьянской забаве. На сочельник нужно было положить гребень под подушку и засыпая позвать «Суженый — ряженый, приходи ко мне наряженный, да причеши меня!».
— И что, прям пришёл? — Добродушно расспрашивала Гвен, заплетая меня на утро.
— Да! Волосы встрёпанные, кудрявые, рубашка белая на вороте расстёгнута! Я, говорит, не на долго, сама же позвала!
И снова тишину нарушает лишь треск поленьев. Пауза затягивалась. Наконец помолчав Гвеневра продолжила.
— Так уверены что он не из знати? Позвольте всё же узнать как часто он приходил и в каком формате было общение?
— Будешь переживать о морали как моя маман? — усмехнулась я на последний вопрос, но всё же продолжила, — Мы просто общались. Говорили, смеялись, иногда танцевали. С ним было легко и свободно. Аристократы такими не бывают. Да и он перестал приходить. Надоела наверное, не один год уже так приходил.
— Так это же магия слова, с ней нужно аккуратнее.
— Что? — Меня это заявление удивило. В первый раз смотрела на это под таким углом.
— Заклинание. Магия слова. С ними нужно аккуратно.
— Магии не бывает. — Я расслабилась.
— Магия бывает разная, нужно только уметь видеть. Он каждый раз был одинаковый? — Продолжала Гвеневра свой допрос. Меня это стало веселить и забавлять. Меньше всего я принимала сейчас её слова всерьёз.
— Тёмные волосы вьются в крупные кудри, выше меня головы на полторы, чаще всего в белой полурастёгнутой рубашке и чёрных прямых брюках.
— А глаза? — не унималась Гвен.
— А лицо как правило в тени. На утро помню блеск в них, но цвет не помню…
Наконец Гвен прекратила допрос. Я покосилась на забинтованные руки, попыталась сжать ладони в кулак, поморщилась от боли.
— Всё же пойдёте на бал? А как же руки?
— Через неделю заживут.
Глава 2 "Корень зла"
Никто не вспомнит ныне тех причин,
Что послужили поводом раздора.
Покажется грызня собачьей своры
Невинным воркованием голубей,
В сравнении с враждой почтеннейших семей.
(мюзикл «Ромео и Джульетта — «Увертюра»)
Оставалось три дня до вечера в доме виконта Уильяма. Раны на руках заживали из ряда вон плохо, превращаясь в уродливые шрамы. Подозреваю, что на бал придётся надеть плотные атласные перчатки, вместо изысканного кружева.
Сбившись в очередной раз с ритма мелодии, музицируя на рояле, раздосадовано встряхнула руками и опустила крышку инструмента. Дождавшись подбежавшей Илин с миской, запустила ладони ледяную воду, блаженно прикрыла глаза.
— Вы совсем себя изводите, миледи. — Служанка стояла с готовым полотенцем в руках, стараясь не смотреть на меня с состраданием, но получалось у неё это плохо. Мы уже неоднократно с ней поднимали вопрос, что графине не к лицу жалость прислуги, но кажется всё было бесполезно. — Хоть руки пощадите, царапины же не успевают затянуться.
— Я всего лишь их разминаю.
— Для того чтобы размять, им нужно застояться. А вы если не музицируете, так учитесь и зубрите всё…
— Ты так хочешь моего конфуза перед людьми?
— Нет… — Илин опустила глаза.