Менталист

Мальчик сел на стул, обхватив руками голову. Если к его возрасту прибавить девятку, получится возраст Яне. Разница между ними — девять лет, треугольник. Он, Яне и мама — тоже треугольник. И вот одна его сторона разломилась…

Прекрати немедленно.

В этот момент он понял, почему мама придавала такое значение ритуалам. Делать всё в точности, как и всегда, — один из способов удерживать мысли на расстоянии, не дать им захлестнуть тебя с головой. А он еще, похоже, кое о чем забыл… Ах да, кофе. Мальчик поставил воду на кофе, продолжая размышлять о том, что у мамы шло первым — ритуалы, которые заглушали мысли, или сами мысли? Может, это одно и то же?

* * *

Когда Яне добралась до хутора, был вечер. Она не рассчитывала прибыть так поздно, но ни у кого из домашних так и не нашлось времени помочь ей с рюкзаком. И это раскрывало всю суть маминой заботы. Чем только не угрожала мама Яне перед отъездом. А стоило Яне только скрыться из вида, как тут же забыла о ней.

Яне поднялась на крыльцо и взялась за дверную ручку — заперто. Вот еще новости… С каких это пор в этом доме запирают входную дверь? Раздраженная, Яне нажала на звонок. Всему есть предел. Если их нет дома, она сойдет с ума. Придется возвращаться назад, так никого и не повидав.

Но вот щелкнул замок изнутри, и на пороге возник младший брат в пижаме.

— Почему не отвечаешь на телефонные звонки? — Яне швырнула рюкзак на пол в прихожей.

Брат поднял бровь:

— Звонки?

Яне уперлась руками в основание спины и потянулась. Последние метры преодолевала чуть ли не ползком. Она не рассчитывала нести рюкзак так долго.

— Я звонила тебе со станции, прежде чем сесть в поезд. И из Хальмстада, как только вышла из вагона, а потом еще с автовокзала в Квибилле. Мне не помешала бы помощь. Я надеялась, что вы все-таки меня встретите.

Брат указал глазами в сторону кухни, и она послушно последовала за его взглядом. Трубка лежала рядом с телефоном на кухонной скамье.

— Что это? — строго спросила Яне.

— Снял и забыл положить, — оправдывался брат.

— Я вижу, у вас все как обычно… — Яне покачала головой и прошла на кухню. — Так или иначе, я дома. Пусть даже на несколько дней. Мама ведь рассказала тебе?

Она открыла холодильник и вытащила все, что в нем нашла. Папа Ивлы сделал Яне в дорогу два бутерброда, и это был последний раз, когда она ела. Вечность назад.

— Рассказывай.

Яне вздохнула и показала на стул за кухонным столом. Брат сел. Она заняла стул рядом. Выложила на стол еду из холодильника, взяла брата за руку, влажную и холодную, и сказала:

— Я переезжаю. В гимназию пойду в Муре. Это, конечно, не Стокгольм, но и не… то, что здесь. Помнишь, что я говорила тебе о трех «Т»?

— Театр, «Тиволи», трафик.

— В Муре есть, по крайней мере, два из трех. И тем, у кого нет дома в городе, дают жилье прямо в школе. Папа Ивле все уладит. Только наша мама должна подписать бумагу, что не возражает.

Глаза брата увлажнились. Это все мама, это она вынудила Яне переехать. Яне надеялась, что у мамы хватит мужества, по крайней мере, на то, чтобы рассказать обо всем ему. Потому что младший брат Яне не из тех, кому легко даются перемены. И его обо всем нужно предупреждать заранее, чтобы успел подготовиться.

— Через сколько лет ты переезжаешь? — спросил мальчик.

— Лет? — удивилась Яне. — Я здесь всего на несколько дней, а потом уеду.

— Но, Яне! — Он бросился ей на шею. — Одна сторона — это слишком мало для треугольника. Тогда это не треугольник, а просто черточка. И она не сможет держаться, упадет. Я упаду, Яне. Милая, милая, я не хочу падать…

Мальчик плакал и целовал ее в щеку. Яне отстранилась от брата и посмотрела ему в глаза:

— О чем ты?

— Треугольник, — хныкал мальчик. — Ты, я и мама. Я не могу остаться один. Ты большая, ты сможешь жить одна, но я… я… обещаю уважать ритуалы. Буду делать все в точности, как мама. Только не уезжай, пожалуйста…

И снова этот твердый ком в желудке — как две недели тому назад, когда Яне звонила домой. Тогда она сразу почуяла неладное. Сумела убедить себя, что это пустые страхи, но предчувствия, похоже, ее не обманули. Поведение брата ее пугало.

— Где мама? — Яне осторожно высвободилась из его объятий.

Мальчик показал на кухонную скамью, опустив лицо. Там лежали треугольные ломтики хлеба — не меньше сотни. Аккуратно вырезанные и в меру поджаренные.

— Мамины бутерброды. — Яне кивнула. — А где мама?

Теперь ей стало по-настоящему страшно. Твердый ком в желудке сорвался в бездонную черную дыру.

— Вон, на скамье, — сказал мальчик. — Помнишь? «Мы то, что мы делаем постоянно», — так говорила мама. Я делал это все время. И старался быть точным. Поэтому мама там.

У Яне вверх по затылку будто поползли мерзкие насекомые. Она вскочила и, попятившись от брата, который все еще глядел в пол, закричала в прихожую:

— Мама?

Тишина.

Яне побежала вверх по лестнице, заглянула во все спальни. Мамы нигде не было.

Она снова спустилась к входной двери. Брат плакал на кухонной скамье. Яне надо бы присесть рядом, утешить его, сказать, что все хорошо, но времени оставалось совсем мало. Да и хорошего ничего не было.