— Вань, ты ничего не чувствуешь?
— Ничего, а что такое?
— Не знаю… Может померещилось… Неосвещённая фонарями Петровка казалась вымершей. Улица спала, как и весь город. Видимо, мне действительно показалось.
Мы вошли в здание. Дежурный встрепенулся, но, узнав нас, успокоился.
— И чего вам не спится, сыскари!
— На том свете выспимся, — флегматично произнёс Иван.
— А… Это да, все там будем.
Приёмная была открыта, мы подошли к кабинету Максимыча, и я постучал в обтянутую кожей дверь.
— Входите.
Я перешагнул порог первым, следом за мной Чухонец со связанными руками, последним Бодунов.
— Вижу, засада удалась, — довольно кивнул Трепалов, откладывая исписанный мелким почерком лист. — А где Леонид?
— Жора подстрелил телохранителя Чухонца, так что Лёне пришлось везти его в больницу, — доложил Иван.
— А без стрельбы было не обойтись? — поморщился Максимыч.
— Видели б вы того телохранителя! — горячо воскликнул Иван. — Он нас как слепых котят одной левой раскидал. Чемпион всё-таки!
— Жить-то хоть будет?
— Будет. Я ему по ногам стрелял… — сказал я.
Трепалов посмотрел на Чухонца.
— Что ж, гражданин…
— Коскинен Микаэль, — вежливо склонил голову тот. — По-вашему, Михаил, значит.
— Михаил так Михаил. Присаживайтесь.
Мы так и поступили, сев напротив большого окна.
— Он что-то успел рассказать? — спросил у меня Трепалов.
— Нет. Хочет заключить с нами сделку. Мы гарантируем ему жизнь, он сдаёт с потрохами нанимателя.
— А наглости гражданину Коскинену не занимать! — усмехнулся Трепалов.
— Можете звать меня Чухонцем. Я ж знаю, что вам так привычнее. А что касается наглости, о которой вы говорите, это не так. Я прожил на грешной земле пять с лишним десятков лет и мне пока нравится это дело. Люди моей профессии и моего положения обычно так долго не живут, особенно в наше непростое время. Простые меры предосторожности — вот, что позволяет мне удержаться на тонкой грани между жизнью и смертью.
— А вы философ, — оценил речь арестованного Трепалов.
— Возраст, — попытался развести руками тот, но поскольку они были связаны, это у него не получилось. — Кстати, может развяжите? От вас ведь не удерёшь…
Максимыч кивнул в мою сторону, и я распутал узлы на руках Чухонца.
— Спасибо! Так гораздо лучше!
— Значит так, Коскинен. Мы тут собрались не для того, чтобы выслушивать философские монологи. Ты даёшь признательные показания, я делаю всё, чтобы твоя шкура осталась целой и невредимой. Но срок тебе впаяют ого-го! — заверил Максимыч.
— Может просто — ого? — попытался пошутить преступник.
— Нет, Чухонец, загремишь на всю катушку! Давай выкладывай всё, что знаешь, и не трать попусту наше время! — привстав, рявкнул Трепалов.
Вор в законе открыл рот, чтобы заговорить, но в этом момент окно кабинета вдребезги разбилось, осколки стекла полетели по сторонам, а вместе с ними на пол свалилась «лимонка».
— Граната! — заорал я.
Бабах! Меня здорово тряхнуло, на секунду я, кажется, даже потерял сознание, а когда очнулся — комната перед глазами поплыла, а уши словно закупорила серная пробка.
Первым делом бросил взгляд на Трепалова. Взрывная волна отбросила его на пол, но вроде он остался в живых. Ивану досталось сильнее, он принял на себя сразу несколько осколков и сейчас лежал на спине, тяжело дыша.
Со мной вроде всё более-менее в порядке. Да, накрыло контузией, но осколками не посекло, разве что слегка поцарапало разбитым стеклом.
А вот Чухонцу досталось всех больше. Я хоть и не медик, но даже мне стало понятно — его песенка спета, совсем скоро он предстанет перед высшим на свете судом, где получит воздаяние за все свои смертные грехи. И пусть эта сволочь заслужила такую кару, он просто не имел права умереть, не открыв мне главную правду, то, ради чего мы его привели на допрос в этот кабинет.
Я схватил его за плечи и принялся трясти.
— Не умирай, Чухонец! Слышишь, не вздумай подохнуть!
Застонав, он всё-таки приоткрыл глаза, но взгляд его оставался мутным. Жизнь стремительно покидала его тело.
— Ты меня слышишь? — заорал я.
Он что-то прохрипел, но я был оглохшим и потому не разобрал его слов.
— Говори громче! Кто мог это сделать? Ну же!
— Че… че…! — Он так и не смог произнести слово до конца.
Внезапно его тело содрогнулось в конвульсии, а потом так же резко ослабло.
Чухонец помер, и что значило это его «че» — ведомо одному Всевышнему. Чебуреки, Чебоксары, Чебурашка, твою мать!
Гражданин Коскинен унёс тайну с собой в могилу, и мысль об этом приводила меня в отчаяние.
Я заставил себя собраться. Давай, Быстров, прекращай панику! Садись и думай!
Я посмотрел на разбитое окно. Быть может, разгадка таится там, в темноте!
Дежурный не мог не слышать взрыв, сейчас он поднимет тревогу, поставит всех на уши, так что за раненых друзей можно не беспокоиться, им обязательно окажут помощь.
А я просто обязан найти ту скотину, что метнула в окно гранату. Выходит, не померещилось мне тогда, кто-то действительно наблюдал за нами с ночной улицы. Пасли с момента засады или нарочно приставили наблюдательный пост?
Пришла пора узнать это и многое другое.