Последнее время Иван Хасанович Боголюбов перестал спать по ночам. Он стал бояться сна. Несколько часов медведем бродил по кабинету, венчавшему четвертый, последний этаж его скромной резиденции, окруженной тройным периметром защиты, наполненной кучей охранников и снабженной системой видеослежения, детекторами движения и даже спутниковой трансляцией картинки территории особняка. Когда же ноги уставали, Боголюбов опускался на диван, но и на диване ему всегда было неуютно. Мягкая кожа обивки казалась шкурой бегемота, на которой он вздумал поспать как на перине. Воздух, казалось, был наполнен свинцовыми парами, вдыхался тяжело и выходил с присвистом. Провалявшись без сна на диване с четверть часа, Иван Хасанович с трудом поднимался и ковылял в свою спальню, но каждый раз, приближаясь к ней, он чувствовал, как окунается в панический страх. Спальня внушала ему ужас. Почему-то (как ему это взбрело в голову?) он был уверен, что умрет именно там и смерть его будет насильственной. Когда он подходил к своей спальне, с одной стороны, вспоминалась мягкая перина, на которой можно разнежиться, как на солнечном пляже, но с другой — ему мерещились по углам призраки Павла I, Петра II, Джо Сталина и других одиозных деятелей истории. Они грозили ему пальцами и убеждали оставаться в постели, дабы не накликать беду.
Старики не любят спать на перинах. Им нужна твердая постель, чтобы потом не болели кости. Но Иван Хасанович предпочитал перину. Она для него являлась таким же лакомством, как для кота валерьянка. Поэтому спорам с духами убиенных в дворцовых переворотах он предпочитал перины и переступал порог спальни. Страх не покидал его, но удалялся на заднюю линию диспозиции и не казал оттуда носа.
Иван Хасанович раздевался медленно: каждое движение давалось с трудом. Ему приходилось переступать через глухую ноющую боль, чтобы поднять руку и стянуть с себя рубашку, но вскоре раздевание оставалось позади и он забирался на кровать, втягивая сухое дряблое тело под одеяло. Откинувшись на подушку, он зажмуривал глаза и прислушивался к себе, проверяя, всё ли он успел сделать, ничего не забыл. Не запамятовал ли он попить родниковой воды перед сном, сходить в туалет или заправиться таблетками, которые прописывал ему личный врач. Доктору Иван Хасанович не доверял, но таблетки пил, предварительно прочитав об этих лекарствах всё, что было доступно, а иногда даже собирая домашние сочинения от светил петербуржской медицины на тему: «Пирамикладон — полезные действия, побочные эффекты и критические случаи, закончившиеся смертью».
Чаще всего после походного совещания с организмом Иван Хасанович вспоминал-таки о незаконченном деле и, скрипя телом и сдерживая зачастившее сердце, поднимался с кровати. Разобравшись с долгами за ушедший день, он возвращался в кровать и закрывал глаза. Он ожидал сон, старательно приманивая его, точно шаман — дождь, но в голове пробуждалось радио, принимавшее передачи тысячи разных мыслей, устраивавших разноголосицу. Самая четкая и сильная мысль принимала образ серой фигуры, которая осторожно, боясь разбудить хозяина спальни, проникала внутрь, чуть отворив дверь, подкрадывалась к кровати и поднимала руку с пистолетом, удлиненным глушителем. Лишь этот образ появлялся в дремлющем сознании Ивана Хасановича, он вздрагивал, вскакивал на постели, открывал глаза и озирался по сторонам. Но в спальне никого не было, только черные тени от деревьев скользили по стенам да шуршал тюль на окнах. Выстрела с дерева Боголюбов не боялся: стекла в оконных рамах были пуленепробиваемые. Убедившись, что в комнате никого нет, Иван Хасанович откидывался на подушку и закрывал глаза, возвращаясь в дремотное озеро, из которого одна и та же мысль выдергивала его раз по двадцать за ночь.
Он никогда не спал по-настоящему, никогда не растворялся во сне без остатка. Когда-то у него это получалось — в пору далекой юности, но это было столько лет назад, что, если каждый прожитый день перевести в солдата, набиралась приличная армия даже для такого немаленького государства типа Франции. Боголюбов дремал, но сознание сканировало окружающее пространство, вслушиваясь в каждый шорох, в изменение движения воздуха в комнате, в дыхание дома.
Сон — непозволительная роскошь для императора.
Иван Хасанович пробовал спать каждый раз в другой комнате, избегая какой-либо упорядоченности, чтобы потенциальному киллеру было труднее осуществить свою миссию, но это оказалось невыносимым для его старого тела. Он привык к своей спальне, к своей кровати и не мог изменить себе.
Старые люди верны своим привычкам.