Меня зовут Космо

И я рискую — мелкими шагами подхожу всё ближе и ближе, пока мы не оказываемся нос к носу. Я облизываю морду Кометы. Она облизывает мою морду. И это стирает всё, что было между нами. Мы вдруг играем, словно щенята, катаемся по траве, дикие, неукрощённые.

— Хорошие собаки, — говорит человек Кометы, смеясь.

— Космо, — добавляет Макс, — похоже, ты нашёл друга.

И я в самом деле нашёл друга. Как бы стар я ни был, я до сих пор учусь. Мир до сих пор открывает мне глаза. Если бы я мог решать, то прожил бы ещё сто лет — или двадцать, или даже десять. Я хочу видеть, как Макс и дальше растёт, оканчивает школу и уезжает жить в свой дом; и, если мне повезёт, мы даже снова встретимся и вспомним старые времена. Бекон и индейка на завтрак. Диванные подушки, которые уже слишком сильно продавлены. Танцы в тупичке под тёплым летним дождиком. Но меня устроит и это. Устроят эти моменты, когда таинственное становится знакомым, когда всё что угодно кажется возможным.

Мама и дядя Реджи приходят перед тем, как режиссёр командует:

— Актёрам занять свои места!

Мы с Максом выходим на середину съёмочной площадки, готовые танцевать с Кометой, и тут нас окликает Мама. Её голос звенит в сентябрьском воздухе:

— Не забывайте! Вы должны быть вместе!

Она говорит о песне.

А ещё она говорит о нас.

И у нас получилось. По-моему, у нас с Максом получилось.

Включаются камеры. Сначала всё тихо и идеально неподвижно — а потом всё меняется: движения, поток. Макс пляшет, прыгает, сияет.

Одно я знаю точно: эти воспоминания останутся у него навсегда. Они останутся у нас навсегда. Прохладное голубое небо, футбольное поле в начале осени, мы вдвоём шагаем в такт музыке по зелёной-зелёной траве. Однажды, когда Макс будет старым и седым, как я, эти воспоминания вернутся к нему. Может быть, он будет лететь на ракете, или покупать готовый завтрак, или тихо играть в куче листьев — и вдруг остановится, вспомнив нашу сцену из кино.

И шёпотом произнесёт моё имя.

33

Наступает вечер. Всё вокруг освещают фонарики. Кажется, что со времён прошлого Хеллоуина прошло уже столько времени, и вот он снова наступил. Я прядаю ушами, слыша, как в наш тупичок пришли просить конфеты. Где-то далеко завывает моя подруга Комета; этот звук меня больше не пугает.

— Посмотри на себя, Космо, — говорит мне Макс, опускаясь на колени и гладя по голове.

В этот раз я не черепаха, а «Т-бёрд», а Макс — космонавт. Он одет в пухлый белый костюм, а в руке несёт шлем. Мы те, кем должны быть.

Стоя рядом с почтовым ящиком, нам машет Эммалина в костюме Сэнди: миниатюрная кожаная куртка и пушистые, как у пуделя, волосы.

— Мы пропустим все вкусные конфеты! — говорит она, переминаясь с ноги на ногу.

— Уверен, — говорит дядя Реджи, — в этом районе ещё гора вкусных конфет.

Он свистом подзывает свою собаку Роузи; та выбегает из-за беличьих кустов, к её спине привязан черепаший панцирь. Она относится к костюму не с таким презрением, как я, — даже шляпу согласилась надеть. Мы немного играем, кланяясь друг другу на прохладном дворе.

— Подожди минутку, — говорит Макс Эммалине. — Мы ждём Папу.

Мама ставит свечку в странную тыкву на крыльце.

— Я не уверена, приедет ли…

Но она замолкает, увидев свет фар на подъездной дорожке. Папа выходит из машины. Он одет, насколько я понимаю, собой.

— Простите, что опоздал, — говорит он всем. — Пробки жуткие.

Я бегу к нему — так быстро, как могу, то есть совсем не быстро. Каждый раз, когда Папа видит меня, моя морда становится белее (это всё возраст). Но я силён. Я ещё так силён.

— Эй, парень, — говорит он. — Я по тебе скучал! Это были очень долгие несколько дней.

Мы проводим половину недели с Папой, а половину — с Мамой: они оформили совместную опеку. Мы все вместе. На следующий день после съёмок Мама пообещала, что никогда нас не разлучит.

— Клянусь на мизинчиках, — сказала она, что меня весьма порадовало. Люди очень ценят свои мизинцы, так что я поверил ей на слово.

Эммалина обнимает Папу, а потом торопит нас.

— Теперь мы пойдём? Ну пожалуйста! Я не хочу опять изюм!

Макс говорит:

— Я бы не отказался от M&M’s.

И мы уходим в ночь, холодный ветер обдувает нашу шерсть, и я изумляюсь, насколько же мы любим друг друга. По-прежнему любим. Мне понадобилось четырнадцать лет, чтобы это понять, но вот что я точно знаю — точнее, чем что-либо ещё. Мы всегда будем семьёй. Семьи растут и развиваются — но я никогда не перестану быть братом Макса. Папа никогда не перестанет быть отцом Макса. Нас всех связывает множество связей, больших и малых. И это меня очень радует.

Может быть, Макс чувствует, что я замедлил шаг, потому что он поворачивается и смотрит на меня. Его лицо такое радостное.

— У тебя получится, парень.

Я иду за Максом. Прибавляю шаг.

За ним — ради него — я готов бежать вечно.

Благодарности