Меня зовут Космо

— Рад, что ты с нами, — отвечает дядя Реджи, потом улыбается мне. — Готов, Дурачок?

Дурачок. Макс иногда называет меня Дурачок и Глупый Пёс. Люди и их прозвища — иногда я просто их не понимаю. Родные и друзья дали Максу кучу прозвищ (Максимус, Максимилиан, Максвелл, Милый, Красавчик, Дорогой, Парнишка, Дружок, Чемпион), но для меня он просто Макс. И только Макс. Мне нравится — всё так просто и коротко. Могу даже представить, как я произношу это вслух.

Я говорю всем, что готов.

В общественном центре сегодня странный запах — и я понимаю, что это всё потому, что бордер-колли уже пришла. Я вижу её на той стороне комнаты, на лапах комочки грязи. Это уже само по себе тревожит: на улице было чисто! Так откуда тогда у неё корка грязи на шерсти? Должно быть, она наколдовала грязь из ниоткуда или рано проснулась и пошла гулять в тёмный лес, где всё было ещё мокрым из-за росы. Я прохожу в дверь, а бордер-колли отказывается смотреть мне в глаза — о, какая она высокомерная, какая же наглая. Кланяясь своему человеку, бордер-колли размахивает ушами туда-сюда, словно пытается взлететь.

Нудлс на другой стороне комнаты всё гоняется за коротким хвостом, и я опасаюсь — вместо неё, — что она его не поймает никогда. Иногда хвосты очень хитрые, у них словно пробуждается свой разум, и их всегда буквально чуть-чуть не достать, как быстро ни крутись. Но она упорно продолжает, игнорируя своего человека, который пытается заставить её маршировать. Нудлс до сих пор не освоила ни единого трюка — ни прыжков, ни поворотов, ни поклонов, — но её это, похоже, нисколько не беспокоит. Она часто улыбается, высовывая кончик языка чуть дальше торчащей вперёд верхней челюсти.

Элвис и Оливер, особенно в сравнении с ней, очень быстро осваивают свой номер. Элвис больше не сомневается в себе; он становится всё более бесстрашным. Его движения чётче, чем у меня, более…

Стоп!

Бордер-колли сегодня принесла игрушку, плюшевого аллигатора с выпученными глазами. Интересно, может быть, это и есть её ахиллесова пята? Во время каждого перерыва бордер-колли играет с игрушкой — хватает ртом, поднимает, трясёт. Может быть, Нудлс думает о том же, о чём и я, потому что она бросается за этой игрушкой изо всех сил своих коротеньких ножек. И вот аллигатор, который размером почти с её голову, уже у неё в зубах. И на секунду мне даже становится стыдно. Каково было бы мне, если бы похитили Мистера Хрюка?

— Так, — говорит дядя Реджи, когда мимо него проносится Нудлс. — Не считая ходьбы назад, давай посмотрим, что получается. Эммалина, а ты скажешь своё мнение.

Эммалина поднимает большой палец.

Сосредоточившись, я по команде поднимаю лапу вверх и подпрыгиваю, как могу. Макс показывает мне команды: кружись, влево, вправо, поклонись. Я отхожу в сторону и скрещиваю передние лапы, а Макс выполняет рядом со мной «грейпвайн», двойные приставные шаги. Маршируя на месте, я тщательно сгибаю лапы, а потом тут же резко их опускаю. В паре моментов по спине начинает расползаться боль. Я чувствую свой возраст, чувствую каждый прожитый год. Но потом я прихожу в себя, встряхиваюсь и встаю ровно. Не знаю, что на меня нашло, но я начинаю импровизировать, смело добавляя собственные движения. Я воплощаю уверенность Дэнни и страсть Сэнди из «Бриолина». Мои лапы вдруг начинают действовать сами по себе, и я прыгаю, полностью отрываясь от пола.

— Хм, — говорит дядя Реджи. — Он поднялся примерно на дюйм от пола. Это… Ну, настрой у него хороший, не поспоришь.

— На дюйм, — повторяет Макс. — На дюйм от пола.

Моя семья почему-то начинает смеяться. Что, кто-то пошутил? Я обычно не понимаю человеческих шуток, но Макс очень, очень весёлый. «Чем дикие пчёлы похожи на игральные карты? — однажды спросил он у меня. — Они живут в колодах!» Я так сосредоточился, чтобы понять шутку, что даже расчихался — а потом у меня в голове что-то щёлкнуло. Колоды! Гениально! Я смеялся себе под нос всю ночь, а потом — до конца недели, снова и снова осознавая, насколько же шутка замечательная.

— Это всё, что мы умеем, — наконец говорит Макс и чешет затылок. — По крайней мере, основные элементы. Как тебе, Эм?

Эммалина склоняет голову набок. Этот жест я до сих пор до конца не понял.

— Мне… мне нравится.

— Но? — спрашивает Макс.

— Просто… нужно что-то круче. Помнишь, когда ты, Мама, Папа и я танцевали? — Она робко прыгает вокруг нас, изящно размахивая руками. — Ну, знаешь?

Макс глубоко вздыхает.

— Ты права. Она права, дядя Реджи. Нам нужны какие-нибудь движения покруче. Или, может быть, всего одно, одно, но очень крутое движение.

Кончиком туфельки Эммалина рисует на траве круг.

— Макс… Я ещё думаю, что ты и сам должен больше… ну, танцевать.

Какое-то время все молчат. Мы все знаем, что она имеет в виду, хотя, конечно, Максу не хочется этого признавать. Да, он подаёт мне знаки и кормит вкусняшками, но танцует без души. В нашей паре главную роль играю я.

Дядя Реджи говорит: