Менделеев

С этого момента началось разрушение брошенной Менделеевым лаборатории. Сначала Русское техническое общество обратилось к университету с предложением взять себе оборудование и денежные средства лаборатории с целью завершить начатые исследования. Университет отказался, сославшись на отсутствие физика, способного возглавить дело. Для решения судьбы лаборатории и связанного с ней проекта общество создало комиссию, которая постановила использовать оборудование для создания новой физической станции в принадлежащем обществу помещении и наметила кандидатуры специалистов для продолжения опытов над упругостью газов исключительно при высоких давлениях (Гадолина среди них не было). Но намерение это осталось только на бумаге. Менделеевская аппаратура (за исключением небольшой части приборов, оставшихся в университетской лаборатории и впоследствии частью проданных с аукционного торга, а частью переданных в университетский музей) вплоть до Октябрьской революции хранилась в музее Русского технического общества. Затем забота о них была возложена на Институт научной педагогики. В 1929 году по просьбе Главной палаты мер и весов приборы были переданы в ее Менделеевский музей. В описи числилось 32 прибора, помнивших прикосновение рук их создателя, но на деле какие-то уже исчезли безвозвратно, а те, что были в наличии, растеряли свою комплектность: три отсчетные трубки оказались без объективов, фонарь с конденсатором — без свечи, хрустальный набор с разновесами — без двух гирек… До конца 1930-х годов менделеевские приборы можно было встретить на питерской барахолке. Именно там кто-то из знающих людей купил и принес в Палату мер и весов «нормальный» метр, сконструированный Менделеевым по принципу уравнительного маятника, — биметаллический стержень, сводящий к нулю разнонаправленную внутреннюю деформацию. При любых перепадах температур он до сих пор «держит» одну и ту же длину.

В заключение этой главы можно, конечно, привести шутку советских ученых, что наука есть не что иное, как способ удовлетворить собственное любопытство за счет государства. Но здесь смысла в ней мало, поскольку Дмитрий Иванович Менделеев в глазах потомков ни в каких, тем более шуточных, оправданиях не нуждается. Вещество «мирового эфира» от него ускользнуло, и нужно было искать новый путь к обнаружению неуловимой субстанции. И всё же почему он повел себя столь категорично? Бурный, полный драматизма разрыв с Русским техническим обществом не просто совпал с напряженным моментом в его личной жизни — он был частью этой жизни, поскольку всё, им пережитое, было его личной жизнью, и другой жизни у этого удивительного человека не было. Через 18 лет он назовет причину, по которой бросил работу с упругими газами: «…я тогда решил жениться во второй раз, и времени было мало».

Глава восьмая ЛЮБОВЬ

Всю жизнь, начиная со студенческих лет, Менделеев был нескладен и даже стариковат, а супруга его Феозва Никитична, даром что на шесть лет старше мужа, на вид была значительно его моложе — всегда стройна, миловидна и свежа. Но через 15 лет брака, после смерти девочки-первенца, благополучных и неудачных родов, болезней и великого множества переживаний, которые она делила с мужем, иногда не понимая их причину, всё как-то резко переменилось. Она располнела, стала меньше плакать, не старалась, как прежде, угодить супругу и уже не пыталась исправить его нервную, безудержную натуру своей кроткой любовью, а более всего теперь думала о детях, о доме. Дмитрий Иванович же вдруг оказался моложавым, видным и очень известным человеком. Она научилась настаивать и часто поступала по своему разумению. Менделеев, и без того вечно раздраженный и мятущийся, от этих перемен и вовсе начинал ненавидеть свой брак, и тут только дети, безумно и нежно любимые дети, всякий раз заставляли его идти на примирение. Но однажды всё треснуло окончательно. Ольга Дмитриевна, дочь от первого брака, в своих записках рассказывает, что после одного случая, поставившего супружескую верность Дмитрия Ивановича под сомнение, Феозва Никитична предоставила ему полную свободу, надеясь, что это поможет сохранить семью.