Приказ предназначался не столько для ишаков, сколько для высоких обозных инстанций, откуда после ЧП могли последовать всякие ревизии.
Исполнение этого приказа и было возложено на меня - я должен был пасти ишаков в светлое время суток - от рассвета до заката. В темное время суток за ишаков отвечали елдаши под командованием Мамедиашвили. Они под покровом темноты гоняли ишаков со склада боеприпасов на передовую и обратно, доставляя патроны, мины и снаряды.
Другая мера, в приказе не упомянутая, покарала ишаков куда чувствительнее. Полковой начпрод сразу же после ЧП, проявив политическую сознательность, приказал снять ишаков с фуражного довольствия и полностью перевести на подножный корм.
- Где ж это видано, где ж это слыхано, чтоб ишаков кормили овсом? - заявил он, перефразируя известное стихотворение Маршака. - Мы коням лучше норму прибавим.
Эта непродуманная мера едва вторично не привела к трагическим последствиям как для полка в целом, так и для меня лично.
Начпрод не учел того обстоятельства, что подножный корм в это время года почти отсутствовал, а работа у ишаков была тяжелая - несмотря на свой малый рост, они поднимали грузы большие, чем кони, но о последствиях начпродовского приказа позже.
Пока лишь замечу, что, находясь в обозе, я пришел к заключению: институт придурков в армии настолько всеобъемлющ, что охватывает не только личный, но и конский состав. Это было очень заметно в нашем обозе при сравнении статуса коней с положением ишаков. Ишаки трудились в поте лица, но фуражное довольствие и почет доставались коням. "Кони сытые бьют копытами, встретим мы по-сталински врага!" - пелось в песне. Не думаю, чтобы поэты Лебедев-Кумач или Фатьянов решились бы даже упомянуть ишаков. Особенно рядом с именем товарища Сталина.
Ишаки были изгнаны и из наградной документации. Дело в том, что при оформлении подвига, согласно канцелярской традиции, которой строго следовали писари, герою полагалось произнести возглас: "За Родину, за Сталина!" Но разве писарь (если он в здравом уме) посмел бы, к примеру, написать в наградном листе: "Гвардии сержант Мамедиашвили с возгласом "За Родину, за Сталина!" прорвался на ишаках сквозь вражеский заслон". И сержанта Мамедиашвили "усаживали" на коня...
Говорят, Мамедиашвили по получении наградного приказа был возмущен допущенной несправедливостью и даже ходил жаловаться замполиту. "Ишак работал, - заявил он, - а лошадь награда получил?!" Но его протест был оставлен без последствий.
Таким образом, в нашем обозе кони являлись как бы придурками-ветеранами, их жизнь тщательно оберегали. Если конь отдавал концы, назначалась комиссия, приезжал дознаватель: не была ли допущена преступная небрежность? Могли и к ответственности привлечь, и в штрафную сунуть, если дознавателю не поставишь пол-литра. А ишаков списывали в расход, как простых солдат, без всякого отчета.
С этими животными мне все-таки удалось наладить контакт. Наблюдая за ишаками, я обнаружил, что они тоже отличаются друг от дружки по породам, словно люди по национальностям. Мои выводы подтвердил ветфельдшер Мохов.
Оказалось, что когда-то, до войны, полк стоял в горах на границе с Китаем, и часть ишаков происходила оттуда. Это были маленькие пятнистые существа, ужасно голосистые. Орали они, как иерихонские трубы. Другая порода была из Ирана, где полк стоял до войны. Иранцы были черной масти и тоже орали, но тише китайцев. Еще были серые, обычные ишаки, наши, советские, из Средней Азии и с Кавказа. Эти предпочитали помалкивать. Я обнаружил, что в стаде верховодят китайцы и вожаком, которому все беспрекословно подчиняются, является одноухий ишак по кличке Хунхуз.
Вспомнив свою черепаху Синь, я решил поговорить с ним по-китайски, может быть, он меня поймет? Правда, китайские слова я почти начисто позабыл. Однажды, когда он чесался боком о камень, я спросил: "Шиза ю?" - "Блохи есть?" (По-китайски это было одно из матерных ругательств, которых я набрался в портовых забегаловках, куда меня таскала моя китайская няня.) В ответ Хунхуз стал энергично чесаться об меня - значит, понял!
Я припомнил еще несколько матерных китайских слов... В отличие от Мамедиашвили и елдашей, он меня признал своим, и стадо стало мне повиноваться. Однако Хунхуз оказался существом коварным и моим доверием злоупотребил. И все из-за начпрода, лишившего ишаков довольствия.
В один прекрасный день ко мне зашел ветфельдшер Мохов поиграть в шахматы, и мы с ним немного увлеклись. Хунхуз, улучив момент, побежал в расположение полка, а за ним все стадо. Когда я хватился, ишаков и след простыл. Голодные ишаки прорвались на продсклад и успели уничтожить весь запас лаврового листа и махорки.