Какие именно — осталось недоговоренным. Но для отношений между Л. К. и Д. С., где доминировала все-таки художественная часть («пасти народы», по выражению Н. Гумилева, они не намеревались), эта сторона касательная.
Гораздо важнее другое, совсем недавнее напоминание из уст самого Александра Исаевича[325]. При всем глубочайшем уважении, при склоненной перед его гражданским подвигом голове нельзя не заметить, что статья написана мимо цели — поэзии как таковой. Частный случай — творчество Самойлова — лишь подчеркивает эту вненаходимость в поэтическом пространстве. Д. С. будто спрогнозировал-спровоцировал именно такое о себе сочинение. Как в воду глядел. А что бы, интересно, сказала Л. К., называвшая Д. С. «дорогой товарищ классик»[326]? Хорошо, что на сей раз ей не пришлось огорчаться. И лечиться от огорчения словами любимого Герцена — ими и закончу:
«В мире ничего нет великого, поэтического, что могло бы выдержать
Попадись нищему лошадь, как говорит народ и повторяет критик “Вестминстерского обозрения”, — он на ней и ускачет к черту»[327].
Л. Чуковская — Д. Cамойлову
15.1.75
Дорогой Давид Самойлович.
Сидя на председательском месте за своим добрым новогодним столом, Вы сказали (цитирую дословно), что А. И. Солженицын:
человек плохой
Пауза.
да, самый лучший человек России — человек плохой
Пауза.
пло-хой че-ло-век
Пауза.
неблагодарность как принцип жизни
Пауза.
плебей и хам
Пауза.
жил в доме и не разговаривал с хозяйкой дома
Пауза.
супермен
Пауза.
плебей и хам
Каждый волен говорить и думать о чем угодно, о ком угодно что угодно. В том числе и Вы о Солженицыне. В особенности сейчас, когда он благополучен, превознесен, богат и наконец в безопасности. Теперь уж и выбранить его не грех. Но в Вашей брани одна фраза имеет опорой сведения, исходящие будто бы от меня, а этого я допустить не могу. Неправда, злая неправда.
А[лександр] И[саевич] С[олженицын] лет восемь периодически живал в двух домах — в Переделкине и в городе, — которых я могу считаться хозяйкой. Значит, это у нас на даче и у нас в городе он расположился, как плебей и хам, и это со мною, хозяйкой дома, будто бы не разговаривал?
Вы меня в ту минуту точно по голове стукнули, я потерялась и не ответила, как следовало. А за столом сидели люди, у которых сведений о домашней жизни А. И. С. нет и быть не может. Один из них очень благородно сказал, что ведь и Лев Николаевич и Федор Михайлович тоже были, кто их там знает, хорошие ли люди? Выходило так, будто где-то кем-то уже установлено: А. И. С. человек плохой, неблагодарный, неблагородный, но окажем ему снисхождение: он имеет заслуги.
Обсуждать, плох ли, хорош А. И. С., я не стану. Меня своим появлением в мире и присутствием в моей жизни он одарил несравненно. Я — вдова 37 года. Хорош ли, плох — молчу. Для меня хорош. Да и не берусь я писать сочинение на тему: «А. И. С. как человек»; я недостаточно глубоко и близко знала его. Но обязана Вам, судье, представить свои показания: «А. И. С. как жилец».
У нас в доме (за исключением людей, дому нашему чужеродных и трусливых) А. И. С. преданно и нежно любили все: начиная с К[орнея] И[вановича] и кончая городской домработницей, тетей Марусей, которая не в силах была запомнить его имени и называла так: «кто по улице не ходит, а бежит» или «кому всегда обедать некогда». Ее дочь открыла ей в 74 г. глаза на этого изменника родины. «Как же ты, мама, не знала?» Тетя Маруся ответила: «Неправда, Зинка, он хороший».
Он ни разу не позволил ей выстирать себе рубаху. А если увидит с кошелкой во дворе — повернет и донесет тяжесть до лифта.