Мемуары. Переписка. Эссе

«В лесничестве» и «Конь в театре» написаны в 1953-м году смерти К. И. Г. Третье, «На смерть Эстерины» — в 1948-м году; имеет позаголовок: «…высланной гитлеровцами венецианки», словом, беженки. Стихи взяты из книги «Вирши», изд. «Чительник», 1956 г. Это та самая книга, полный перевод которой является нашей общей северной грезой.

Конечно же, не прошу Вас о письме. Если увидите Женю[159], передайте ему, пожалуйста, все на словах. Тем более что слово-то всего одно: «да» или «нет». Если же не Женя, то кто-нибудь другой. Там есть такая девочка, Наташа Горбаневская, поэтесса прекрасная. Она, м. б., Вам позвонит, а потом она скажет нам: она по временам звонит сюда.

Простите, что не заикался о деньгах. С ними пока дурно. Но обещаю, что к Рождеству во всяком случае верну.

Если после этих всех слов и этого тона, Вы еще считаете меня человеком, то передайте, пожалуйста, от меня привет Анне Андреевне, Вашей жене и Вашему парню[160], который, по-моему, прелестен.

Желаю от всего сердца здоровья, покоя, веселья и приезда к нам.

Ваш И. Бродский

P. S. Все стихи нуждаются в разбивке. Но от этого строк будет больше, чем у автора. Что делать?

№ 3. И. Бродский — Д. Cамойлову

Дорогой Давид Самойлович.

Я не против редактуры — ровно наоборот. Но здесь временами в результате правки возник полный бред: и семантический, и синтаксический. Хуже всего, что я уже не помню, как оно было. Во всяком случае, я подчеркнул все сомнительные места и — где удалось — исправил. У меня нет, поверьте, никаких амбиций: я исходил только из здравого смысла, которого и вообще-то в этих стихах немного, а в результате правки — стало еще меньше. Что мне, как переводчику, чье имя будет стоять под ними, — неприятно.

Иосиф Бродский

№ 4. [161] Д. Самойлов — И. Бродскому

Дорогой Иосиф!

Глубоко уважая Ваше самоуважение, не могу забыть при этом, что даже творение Божье не лишено изъянов. Вы это знаете по собственному опыту. Исправить даже это Божье творенье — исконная черта человека. Ваше человеческое начало именно и сказывается в желании исправить по-своему Галаса[162]. Мое — в желании исправить Ваше исправление.

Итак, договоримся, что мы оба человеки. С божеством разговаривать трудно. Да и неохота.

С удовольствием сниму все мои предложения, если Вы исправите сами то, что следует исправить. Дело это для Вас простое. Например, если у автора есть Эринии, то не следует их заменять Эхнатонами. Мы, кажется, уже говорили с Вами о том, что перевод скорее относится к сфере уважения, чем самоуважения.

Это, видимо, единственное стоящее положение теории перевода.

Давид Самойлов

ПИСЬМА Д. Бобышева, Е. Рейна, А. Наймана — Д. Cамойлову

№ 1. Д. Бобышев — Д. Cамойлову

08.06.61

Давид Самойлович!

Мне было очень приятно оказаться в сборнике Незвала[163] — пожалуй, это была последняя и единственная возможность очутиться в одной книге с некоторыми из ее переводчиков. Сожалею только, что милая дама-составительница, по-видимому, не слишком ценит нац. колорит. Впрочем, бог с ним, я получил себе на сигареты, да и грех роптать.

Теперь я со своим товарищем Иосифом Бродским собираюсь перевести книжку кубинского поэта Manuel Navarro Luna[164], сборник называется «Los poemas mambises». Это весьма энергичный революционный поэт, и помимо этаких «проходных» данных, он может доставить удовольствие переводчикам (а возможно, и читателям).

Мы уже начали переводить его, и Бродский, как человек менее занятый, успел кое-что сделать. Он на днях будет в Москве и станет Вам дозваниваться. Расскажите ему, пожалуйста, какие возможности есть для нас на сегодня в Москве, а он уже передаст это мне — чтобы не вводить Вас в излишнюю переписку. В частности, мне хотелось бы узнать, жаждет ли, скажем, Ин. лит. получить русские интерпретации современного прогрессивного поэта Кубы. Я думаю их произвести месяца через полтора.

Бродский к тому же пробует переводить Робинсона и Гинзберга[165]. По-моему, сам он талантливый поэт, во всяком случае, Вам будет небезынтересно его послушать.

Поговорите с ним о переводах.

Ваш Бобышев

№ 2. Е. Рейн — Д. Cамойлову

Без даты

Дорогой Давид Самойлович!

Это Рейн пишет. Бездну лет Вас не видел, и это жаль. Но вот буду весной в Москве, постараюсь Вас отыскать.

Живем ничего себе. (Это о Бобышеве, Наймане и себе самом.)

Я пишу детские книги. Кое-что Тимофеев[166] выпускает (да, правда ли, что его уже нет в «Дет. лит?»). Работаю на радио, в каких-то журналах. Найман роман пишет. Он сам говорил, должно быть.

Очень хотел бы почитать Вам стихи. Ваши-то, где были, читал. Вот и «Чайную» перечитал на днях в «Тар. З»[167].

Найман сказал, что, будучи у Вас в Москве, он слышал разговор о переводах из Ружевича[168] и еще каких-то. Было бы замечательно, если бы и на нас четверых (Бродский, Бобышев, Найман, я) хватило бы.

P. S. Польский-то мы кое-как знаем.