Мемуары младенца

Для меня вопрос насущной необходимости мата для интеллигенции был окончательно закрыт много лет назад, после истории, рассказанной мне одним приятелем. В средней советской школе этот приятель слыл конченым «ботаником». Мало того что он читал книги вне школьной программы, посещал музеи и носил очки. Он вдобавок учился в музыкальной школе по классу скрипки. «Со скрипкой во дворе» – это вызов, равносильный «без трусов в филармонии». Если бы приятель был весь покрыт струпьями, от него и то шарахались бы меньше. У него был лишь один друг – такой же, как он, пиши-читай из параллельного класса, который занимался в той же музыкальной школе фортепиано.

Однажды мой приятель-скрипач возвращался домой со своим другом-пианистом после отчетного концерта в музыкальной школе. Их путь лежал через враждебные прерии кровожадных индейцев – дворы пятиэтажек. То тут, то там, как семечки, была рассыпана шпана. По словам скрипача, в тот вечер они, скорее всего, сумели бы проскочить без потерь, если бы не жабо. На обоих были концертные костюмы с белоснежными жабо. «С жабо во дворе» – это вызов, аналогов которому в параллельном мире не найти, потому как, что может быть страшнее «без трусов в филармонии»? Но это было страшнее в разы. Как заметил скрипач, шпана была возмущена настолько, что их сразу начали бить. Обошлись без прелюдий, без всех этих «а вы чьих будете», «кого знаете» и «дай прикурить».

Товарищей спасла музыка. Не то чтобы они изловчились устроить импровизированный концерт для «птушников» и тем смягчили их сердца. Просто скрипачу пару раз удалось удачно попасть футляром со скрипкой, которым он отмахивался от нападавших, кому-то по голове, и свора отхлынула. А тут как раз подоспело классическое «да что ж это делается» от бабушек на лавочке, в ближайшем доме оказался опорный пункт, на порог которого вышел участковый и стал грозно почесывать пузо, – одним словом, ребята сумели ускользнуть.

Отбежав на безопасное расстояние, они осмотрелись и поняли, что изрядно потрепаны. Пианист предложил скрипачу пойти к нему домой, чтобы умыться и привести себя в порядок. Скрипач согласился – у него были строгие родители, и, если бы он явился на порог в текущей редакции, они бы с удовольствием завершили начатое шпаной.

«А у тебя кто дома? – внезапно спохватился скрипач. – Нас не будут ругать?»

«Не беспокойся, у меня только бабуля», – ответил пианист.

«Бабуля» – это синоним всепрощения и олицетворение сил добра в противоположность родительской империи зла, поэтому скрипач уверенно зашагал в будущее. Он уверенно шагал в будущее, и, набираясь постфактум невероятного мужества, как любой интеллигент после драки, думал о преимуществе фортепиано перед скрипкой в сражении. Вот если бы у него было с собой фортепиано, а не чахлая скрипка, ух он бы тогда поотшибал хулиганам пальцы крышкой.

По дороге к нему домой пианист рассказывал скрипачу о своей бабушке. О том, что она по профессии переводчик, знает много языков, выписывает «Роман-газету» и была знакома с Нейгаузом. Вот такой странный винегрет. После этого описания у скрипача сформировался четкий образ бабули в виде пугливой болонки в больших очках.

Дверь им открыла крупная пожилая женщина с большими руками и крупными чертами лица. От болонки остались только очки. Бабушка сразу напомнила скрипачу Раневскую.

Бабуля с порога заметила эстетические несостыковки в экстерьере мальчишек и сразу провела их через темный коридор в гостиную, где горела гигантская люстра под красным абажуром. Там она принялась их осматривать, причмокивая и цокая языком и ни капельки не церемонясь. Очевидно, там было, на что посмотреть. Волосы – колтунами, концертные костюмы – клочьями, пуговицы – рваными нитками. Особенно пострадали жабо – все черные и потрепанные. Как будто их обладатели несколько раз падали в оркестровую яму под ударные. У пианиста оно вообще торчало из кармана, отбитое в неравном бою с будущим фрезеровщиком. Бабуля суетилась вокруг них, подозрительно сверкая очками и не проронив ни слова, от чего скрипач забеспокоился. Его собственную бабушку к этому моменту пришлось бы уже три раза возвращать из обморока нашатырем. Внезапно бабуля произнесла низким мужским голосом, обращаясь к внуку-пианисту:

«Ну, милый мой, это п…ц».

Пианист мгновенно залился густой краской и, виновато косясь на скрипача, зачем-то перешел на громкий шепот и спросил бабулю:

«Бабуля, ты, наверное, хотела сказать „кошмар“?»

«Увы, милый мой, – ответила бабуля спокойно, – кошмар был вчера, когда ты принес из школы тройку по русскому. А сегодня это именно п…ц».

34. Моль

В этой советской школе всегда было плохо с физикой. Даже не столько с физикой, сколько с физиками. Учителя по какой-то причине часто менялись. Вряд ли из-за советской идеологии: законы Ньютона Маркс вроде бы не отменял.