Читаем Мемуары полностью

Мы не знали, в каком положении король, и сомневались в том, на чьей он сейчас стороне. Как только мы выскочили из дома с двумя или тремя факелами, то в их свете и свете других факелов увидели сражающихся вокруг нас людей. Но это продолжалось недолго, так как со всех сторон к жилищу герцога сбегались люди. Первым из льежцев был убит хозяин герцогского дома; он не сразу умер, и я слышал его последние слова. Льежцы почти все погибли. Они напали также и на дом короля; хозяин дома проник внутрь и был убит шотландцами, которые показали себя добрыми воинами, ибо ни на шаг не отступили от своего господина, все время отстреливаясь из луков и ранив при этом больше бургундцев, чем льежцев.

Другие горожане вышли, согласно приказу, через ворота, но столкнулись со столь многочисленным дозором, подошедшим туда, что быстро были отброшены назад, не проявив стойкости.

Как только горожане были отбиты, король с герцогом собрались, чтобы обсудить случившееся. Увидев много убитых, они поинтересовались, не их ли это люди. Но среди погибших наших было мало, зато многие были ранены. Нет сомнения, что если бы льежцы не отвлеклись в двух местах, особенно у риги, где им оказали сопротивление, а прямо следовали за своими проводниками, этими двумя хозяевами, то убили бы и короля, и герцога и, полагаю, разгромили бы и всю армию.

Оба сеньора разошлись по своим домам, весьма напуганные этой смелой вылазкой. Сразу же был собран совет, чтобы обсудить вопрос о штурме, назначенном на следующий день. Король очень боялся того, что если герцогу не удастся взять город штурмом, то ему не миновать беды, ибо герцог будет держать его в плену из опасения, что он начнет против него войну, коли будет отпущен. Вот видите, в сколь злополучном положении оказались эти два государя: они никак не могли избавиться от взаимных подозрений, хотя не прошло и 15 дней, как они заключили окончательный мир и торжественно поклялись честно его сохранять. Однако проникнуться доверием друг к другу они оказались неспособны.

<p>Глава XIII</p>

Чтобы разрешить свои сомнения, король через час после того, как он вернулся в свой дом после той вылазки, о которой я рассказал, пригласил некоторых приближенных герцога, присутствовавших на совете, и спросил у них о принятом решении. Они ему ответили, что было решено штурмовать город на следующий день по ранее принятому плану. Король высказал основательные и весьма разумные опасения, с которыми люди герцога полностью согласились, ибо все они опасались этого штурма ввиду многочисленности горожан и исключительной храбрости, проявленной ими менее двух часов назад, а потому предпочли бы подождать еще несколько дней или пойти с льежцами на мировую. Затем они вернулись к герцогу и изложили ему в моем присутствии все опасения короля и свои собственные, которые они, однако, боясь прогневить герцога, представили как мнение короля. Герцог, охваченный подозрениями, ответил, что король желает спасти льежцев, тогда как успех дела несомненен, поскольку у горожан совсем нет артиллерии и отсутствуют стены, а те, что были восстановлены у ворот, уже разрушены, а потому больше нельзя ждать и откладывать штурм, назначенный на утро; если же королю угодно отправиться в Намюр и переждать там, пока город будет взят, то он, герцог, будет только рад, лишь бы король не уезжал оттуда до окончания дела.

Этот ответ пришелся не по душе всем присутствовавшим, ибо штурма боялись все. Его передали королю, но не в столь резкой форме, а самой почтительной, на какую только были способны. Он выслушал с мудрым спокойствием и сказал, что в Намюр ехать не желает и завтра будет вместе со всеми. По-моему, он лучше бы сделал, если бы этой ночью уехал, ведь у него было 100 лучников из охраны, много дворян его дома и около 300 кавалеристов. Но несомненно, что он не хотел, чтобы его обвинили в трусости, поскольку дело касалось его чести.

В ожидании рассвета все немного отдохнули, не снимая оружия; некоторые исповедались, ибо предстояло опасное дело. Когда рассвело и наступило назначенное для штурма время – восемь часов утра, как я говорил, – герцог приказал произвести выстрел из бомбарды и два выстрела из серпантины, чтобы известить авангард, стоявший с другой стороны и очень далеко от нас (если двигаться, как было уже сказано, по загородной дороге, хотя через город путь был коротким). Там услышали условный сигнал. Все быстро приготовились к приступу. Затрубили герцогские горнисты, и знаменссцы двинулись к стенам, а за ними их отряды. Король стоял в окружении большой свиты: при нем были 300 кавалеристов, его охрана и сеньоры и дворяне его дома.

Когда все мы приготовились к схватке, то обнаружили, что никакой защиты нет, кроме двух или трех дозорных. Все горожане в этот час завтракали, полагая, что по случаю воскресенья их атаковать не станут, и мы во всех домах нашли накрытые столы. Вообще народ немногого стоит, если только у него нет предводителя, которого уважают и боятся; правда, бывают моменты, когда он приходит в ярость и тогда становится страшным.

Перейти на страницу:

Все книги серии Памятники исторической мысли

Завоевание Константинополя
Завоевание Константинополя

Созданный около 1210 г. труд Жоффруа де Виллардуэна «Завоевание Константинополя» наряду с одноименным произведением пикардийского рыцаря Робера де Клари — первоклассный источник фактических сведений о скандально знаменитом в средневековой истории Четвертом крестовом походе 1198—1204 гг. Как известно, поход этот закончился разбойничьим захватом рыцарями-крестоносцами столицы христианской Византии в 1203—1204 гг.Пожалуй, никто из хронистов-современников, которые так или иначе писали о событиях, приведших к гибели Греческого царства, не сохранил столь обильного и полноценного с точки зрения его детализированности и обстоятельности фактического материала относительно реально происходивших перипетий грандиозной по тем временам «международной» рыцарской авантюры и ее ближайших последствий для стран Балканского полуострова, как Жоффруа де Виллардуэн.

Жоффруа де Виллардуэн

История
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии