Мемуары

Для Коммина же жкчзнь в согласии с заповедями божьими не антитеза жизни, построенной на прагматических принципах, а альтернатива, в пользу которой он к тому же не высказывается со всей определенностью. Да и рисует он эту жизнь не так, как она обычно изображалась, – в труде и активной добродетели. Недаром он предпосылает своим мыслям слова: «Если рассуждать естественно, как делают люди необразованные, но лишь имеющие некоторый опыт». Вероятно, он сознавал, что его вариант лучшей жизни, его «средний путь» отличается от того, что предлагала современная ему общественно-политическая мысль.

Однако не стоит преувеличивать значение сомнений Коммина относительно правильности жизни, направленной на достижение практических земных целей. Ведь эти сомнения оказались не настолько сильными (даже в конце его жизни!), чтобы в его сознании верх взяло традиционное этическое отношение к человеческому существованию. Если бы такое случилось, он написал бы свой труд с совершенно иных идейных позиций. Но что важно, так это сами сомнения, обнажающие противоречивость его концепции жизни, обусловленную его явным отходом от средневековых христианских догм и стремлением осмыслить жизнь в ее земном содержании.

Все это отразилось не только на отношении Коммина к историческим знаниям, но и на его понимании истории. В его представлении, история – это прежде всего политика и ее основными творцами являются люди, наделенные властью, особенно государи и придворные. Он четко выделяет в обществе только два класса – дворянство и народ, под которым понимает преимущественно горожан. По Коммину, дворянство наделено властью над народом и имеет законное право участвовать в управлении государством через сословное представительство, поскольку оно несет бремя военной службы. Отводя дворянству главную роль в обществе, Коммин не придает никакого значения старому рыцарству. Сами понятия «рыцарь» и «рыцарство» он употребляет крайне редко. Как военная организация, рыцарство потеряло в его глазах смысл существования, и ему он противопоставляет регулярную армию, ядро которой, с его точки зрения, должны составлять лучники.

Как представитель господствующего класса по происхождению и по убеждениям, Коммин, естественно, с пренебрежением относился к народу. Приобщение народа к власти, по его мнению, всегда было чревато опасностями для общества и государства. Так, одной из причин гражданских смут в Римском государстве он считал то, что там народ через должность народных трибунов был допущен к управлению государством, и противопоставлял римскому политическому устройству государственный строй Венеции, где «нет народных трибунов, которые у римлян были отчасти причиной разладов, поскольку народ не пользуется у них никаким доверием и никуда не приглашается, а все должности заполняются дворянами, за исключением секретарских» (III, 114). Он убежден, что народ не способен отправлять государственные обязанности, поскольку «немногого стоит, если только у него нет предводителя, которого уважают и боятся». Но в то же время он понимает, что восставший народ становится могучей силой, способной спутать все карты в политической игре, и потому пишет о народе, что «бывают моменты, когда он приходит в ярость и тогда становится страшным» (I, 161).

Рассмотрение исторических событий преимущественно в их политическом аспекте было, конечно, не ново, и Коммин отнюдь не оригинален в этом, как и в том, что ищет объяснение событий в мотивах, движущих отдельными личностями или – в более редких случаях – отдельными социальными группами. Но если его предшественники определяли мотивацию поступков, исходя из христианско-рыцарской шкалы этических ценностей и соответствующих социально-этических понятий, которые рассматривались нами выше, то Коммин, не приемля эту шкалу ценностей, анализирует поступки людей, отталкиваясь от собственной концепции человека. Считая, что люди по своей природе более склонны к злу, нежели к добру, он видит побудительную причину их действий прежде всего в стремлении к личному благу, личной выгоде и крайне редко – в желании следовать нравственным заповедям.

Поэтому при осмыслении социальной жизни Коммин совсем не прибегает к категориям справедливости, союза, порядка, согласия и общественного блага, выражавших суть старой социальной доктрины. Из нее он позаимствовал только категории негативного ряда – перемены, раздоры, войны, личное благо, отвечающие его собственным взглядам на общество. Перемены как перераспределение должностей и материальных благ он также считал одним из главных социальных зол, проистекающих из стремления людей к личному благу: «Всякие перемены в королевстве бывают болезненными для большинства людей, и хотя некоторые от этого выигрывают, во сто крат больше таких, кто проигрывает» (III, 300). А от раздоров «гибнет все лучшее в мире» и «верный признак поражения – когда те, кто должны держаться вместе, разобщаются и бросают друг друга» (I, 96).