Мемуары

В представлении Коммина ни разуму, ни опытному познанию, которое он более всего ценил, вера и добро сами по себе не присущи. Есть люди, пишет он, «у которых достаточно и ума, и опыта, но они предпочитают использовать их во. зло». Человек, много видевший и читавший, «становится или лучше, или портится: ибо дурные люди портятся от многознания, а хорошие становятся лучше. Однако следует полагать, что знание скорее улучшает людей, нежели портит – ведь стыдно сознавать свое зло…» (II, 211). Коммин, таким образом, склоняется к тому, что ум и знания помогают стать человеку добрым, если только они приводят его к осознанию постыдности зла. Но он хорошо понимает, что сами по себе они не обязательно приводят к такому результату и необходимо нечто побуждающее человека к осознанию этого и держащее его под страхом возмездия за совершаемое зло. Как человек верующий, он считает, что такой силой является бог, который непременно карает за совершаемое зло, причем карает уже в земной жизни. Говоря о бедах, приключившихся с великими мира сего, Коммин пишет: «Если присмотреться к тому, что господь совершил в наше время и вершит ежедневно, то кажется, что он ничто не желает оставить безнаказанным, и ясно видно, что эти необычные вещи идут от него, ибо они вне досягаемости природы и представляют собой его кару, насылаемую неожиданно…» (II, 92). По его мнению, умный человек благодаря познанию убеждается в реальности и действенности божественного правосудия и поэтому приходит к вере и начинает избегать зла. «Я наблюдал много примеров того, – говорит он, – как могущественные особы избегали дурных поступков благодаря знанию, а также страху перед божественным воздаянием, о котором они имеют лучшее представление, чем люди невежественные, ничего не видевшие и не читавшие» (II, 212).

В связи с этим важно заметить, что у Коммина вера выделяется в обособленную область сознания; она не присуща человеку от рождения, а является актом его воли и постигается разумом и знанием, в котором Коммин неизменно превыше всего ценит то, что приобретается личным опытом и дополняется сведениями из исторических книг. Поэтому он столь сильно настаивает на необходимости веры, как бы заклиная зло, коренящееся в человеке, каким он себе его представляет; поэтому столь часто указывает он на божественное воздаяние за зло и делает это гораздо чаще, чем многие современные ему писатели, не знавшие конфликта между верой и моралью, с одной стороны, и разумом и познанием – с другой.

Итак, для Коммина польза истории заключается в том, что она учит людей мудрости, но мудрости не моральной, а практической, которая необходима для достижения успеха в земной жизни и деятельности. И он сам ваялся за создание исторического труда в надежде, что его будут читать государи и придворные и извлекут из него уроки – но уроки не морали, а политической мудрости. При этом Коммин, правда, имел в виду еще одну цель – внушить мысль о неизбежности божественного возмездия за зло, поскольку не видел иной возможности предотвратить это зло. Вытесненная в обособленную область сознания, вера перестает определять его мировоззрение, но тем самым она повергает его в сомнения. И когда он смотрит на жизнь с высоты неизбежного вопроса о смерти, то впадает в пессимистический тон. «Разве нельзя на многих прекрасных примерах понять, сколь мало значит человек и сколь эта жизнь многострадальна и кратка; и что как только приходит смерть, то нет уже ни великих людей, ни малых, и всякий человек тогда питает к плоти страх и отвращение, а душа отправляется за своим приговором? А ведь там приговор выносится по заслугам и деяниям плоти». Он сомневается, стоит ли тратить столько сил и подвергаться многим опасностям ради жизнеустройства и благоприобретения: «Если рассуждать естественно, как делают люди необразованные, но лишь имеющие некоторый опыт, то не лучше ли было… избрать средний путь в этой жизни? То есть меньше принимать на себя забот и трудов, браться за меньшие дела, сильнее страшиться бога и не притеснять народ и своих ближних… предаваться благопристойным радостям и удовольствиям. Ведь жизнь тогда станет более долгой, болезни будут приходить позднее, а смерть будет сильнее оплакиваться и большим числом людей, она станет менее желанной для других и менее страшной» (II, 340-341).

Такие сомнения не свойственны писателям с традиционными этическими взглядами на жизнь, ибо они твердо знают, что жить нужно так, чтобы всегда и во всем иметь в виду прежде всего свои нравственные обязательства перед богом и миром. Они не знают «среднего пути», поскольку для них существуют только два пути – путь греха и путь добродетели.