Читаем Мемуары полностью

Можно спросить, не был ли вызван такой наплыв их любовью к покойному королю Людовику, который сделал для них много добра и помог им завоевать славу и уважение во всем мире. Некоторые старики действительно любили короля Людовика, а среди них было немало капитанов в возрасте старше 72 лет, которые воевали еще против герцога Карла Бургундского. Но все же главной причиной была их алчность и великая бедность. При этом два кантона – Берн и Швиц[577] – объявили себя нашими противниками, но тем не менее к нам пришли все их бойцы. Так много прекрасных воинов я никогда еще не видел, и мне казалось, что их невозможно разбить, если только не взять голодом, холодом или какой другой нуждой.

Пора, однако, вернуться к переговорам. Герцог Орлеанский, уже восемь или десять дней живший в свое удовольствие, постоянно посещаемый разного рода людьми, некоторые из которых, кажется, объясняли ему, почему так много людей, что были с ним в Новаре, оказались в такой нужде, громогласно рассуждал о необходимости сражения, и его поддерживали другие, например монсеньор де Линьи и архиепископ Руанский, занимавшийся его делами, а также две или три менее важные особы. Толкали его к этому и некоторые швейцарцы, пришедшие предложить свои услуги в войне. Все они не приводили никаких доводов, ибо у герцога Орлеанского никого не оставалось в Новаре, кроме 20 или 30 человек в замке. Поэтому оснований для сражения больше не было; ведь король не имел никаких претензий, и если прежде хотел сразиться, то лишь затем, чтобы спасти герцога, своих слуг и подданных. Враги же были очень сильны, и лагерь их невозможно было взять – настолько он был укреплен рвами, полными воды, и удобно расположен, а кроме того, им пришлось бы защищаться только от нас, ибо со стороны города опасности больше не существовало. У них имелось 2800 тяжело вооруженных кавалеристов, пять тысяч легкой кавалерии, одиннадцать с половиной тысяч немцев [578] во главе с добрыми командирами мессиром Георгом Эбенштейном, мессиром Фредериком Капелером и мессиром Гансом, а также другие силы, в том числе и многочисленная пехота; казалось, они хотели дать понять, что сами не уйдут и что их нужно атаковать в лагере.

Было и другое, еще большее опасение: как бы все швейцарцы не объединились, не захватили короля и всех богатых людей в армии и не увели их в свою страну, ибо сопротивление оказать было бы трудно; и после заключения мира появились кое-какие признаки этой опасности, как вы увидите.

<p>Глава XVIII</p>

Пока у нас шли споры (и герцог Орлеанский схватился с принцем Оранским так, что стал уличать его во лжи), маршал, сеньор де Пьен, президент Гане, сеньор де Морвилье, видам Шартрский[579] и я отправились в лагерь противника и заключили мир, хорошо сознавая, что он долго не продлится, но мы вынуждены были это сделать потому, что надвигалось холодное время года и у нас не было денег, и нужно было с честью уйти, имея на руках письменный текст достойного мира, который можно было бы разослать повсюду. И король подписал его в своем Большом совете в присутствии герцога Орлеанского [580].

Суть его была такова, что герцог Миланский должен был служить королю против кого угодно и обязан был сразу же снарядить в Генуе за свой счет два нефа, чтобы отправить их на помощь неаполитанскому замку, который тогда еще держался, а через год поставить еще три нефа; в случае, если король совершит новый поход в Неаполь, то он должен лично помогать ему в отвоевании королевства и пропустить через свои земли людей короля. Если же венецианцы через два месяца не примут этого мира и пожелают поддержать Арагонский дом, то герцог должен будет служить королю и против них, лично и своими подданными, за что ему перейдут все захваченные у венецианцев земли. Он также прощал королю долг в 80 тысяч дукатов из 180 тысяч, которые ссудил королю во время похода, и обязался выдать двух генуэзцев в залог выполнения договора. Генуэзский замок передавался на два года в руки герцога Феррарского, как нейтрального лица, и герцог оплачивал одну половину охраны замка, а король другую; в случае, если герцог Миланский предпримет что-либо против короля с помощью Генуи, герцог Феррарский может передать замок королю. Герцог Миланский должен был также выдать двух заложников из миланцев, и их он выдал; и если бы король не уехал так быстро, он выдал бы и генуэзцев, но, узнав о его отъезде, он отказался это сделать.

Перейти на страницу:

Все книги серии Памятники исторической мысли

Завоевание Константинополя
Завоевание Константинополя

Созданный около 1210 г. труд Жоффруа де Виллардуэна «Завоевание Константинополя» наряду с одноименным произведением пикардийского рыцаря Робера де Клари — первоклассный источник фактических сведений о скандально знаменитом в средневековой истории Четвертом крестовом походе 1198—1204 гг. Как известно, поход этот закончился разбойничьим захватом рыцарями-крестоносцами столицы христианской Византии в 1203—1204 гг.Пожалуй, никто из хронистов-современников, которые так или иначе писали о событиях, приведших к гибели Греческого царства, не сохранил столь обильного и полноценного с точки зрения его детализированности и обстоятельности фактического материала относительно реально происходивших перипетий грандиозной по тем временам «международной» рыцарской авантюры и ее ближайших последствий для стран Балканского полуострова, как Жоффруа де Виллардуэн.

Жоффруа де Виллардуэн

История
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии