Читаем Мемуары полностью

Примерно на третий день моего пребывания там туда приехал майордом главного капитана венецианцев маркиза Мантуанского с соболезнованием по поводу смерти маркизы, поскольку маркиз был ее родственником; и мы с ним завели разговор о том, как заключить соглашение и избежать сражения, ибо все к этому располагало. Король раскинул лагерь возле Верчелли; сделал он это, правда, не перейдя реку [567], с малым числом палаток и шатров, которых он вообще мало взял, а из тех, что имелись, многие были потеряны; из-за начинавшейся зимы было уже сыро, да и место представляло собой низину. Король провел там лишь одну ночь и уехал на следующий день в город, оставив принца Оранского, графа де Фуа и графа де Вандома, который захворал болезнью желудка и умер, что явилось тяжкой утратой, поскольку он был красивым, юным и мудрым человеком и прибыл к нам на почтовых, ибо распространился слух, что должно быть сражение, а в поход с королем в Италию он не ходил. С ними остался также маршал де Жье и некоторые другие капитаны; основную силу составляли немцы, участвовавшие в походе короля, ибо французы неохотно задерживались в лагере вблизи города, и многие из них покинули лагерь с разрешения и без, а многие болели.

От этого лагеря до Новары было 10 больших итальянских миль, что составляет 6 французских лье; место труднопроходимое и топкое, как во Фландрии, и потому там вдоль дорог по обеим сторонам вырыты очень глубокие канавы, глубже, чем во Фландрии. Зимой там большая грязь, а летом пыль. Между нашим войском и Новарой в одном лье от нас была небольшая крепость Борго, которая находилась в наших руках, а у них была другая – Камара, в одном лье от их войска; помимо того, нас разделяли сильно разлившиеся воды.

Как я уже начал говорить, мы с майордомом маркиза Мантуанского, прибывшим в Казале, вступили в переговоры. Я привел ему доводы, по которым его господину следовало бы избегать сражения: что он уже испытал опасности при первом сражении и что он воюет за людей [568] которые никогда не приумножат его могущества за оказанные им услуги, и что ему следует войти в соглашение с нами, в чем я со своей стороны помогу. Он ответил мне, что его господин этого сам желает, но нужно, чтобы мы, как нам уже говорили, начали переговоры первыми, поскольку в их лигу входит папа, римский король, король Испании и герцог Миланский, т. е. стороны более высокого ранга, чем наш король. Я заметил, что это безумие – заниматься сейчас подобными церемониями и что король должен будет при этом присутствовать собственной персоной, тогда как от других явятся лишь представители; и я предложил ему, чтобы мы с ним в качестве посредников и начали переговоры, если он пожелает, но при условии, что его господин их вскоре продолжит. Мы договорились, что я на следующий день пошлю в их лагерь трубача с письмом к венецианским проведиторам – мессиру Луке Пизани и мессиру Марко Тревизано, функции которых состояли в том, чтобы давать советы капитанам и обеспечивать войско.

Следуя нашей договоренности, я изложил проведиторам суть разговоров с этим майордомом, воспользовавшись случаем, чтобы продолжить свою посредническую миссию, о чем условился с ними по выезде из Венеции; к тому же король был совсем не против, а мне это казалось необходимым, поскольку испортить дело – всегда найдется достаточно людей, а вот исправить его (так, чтоб найти и возможность, и желание уладить столь серьезные разногласия и выслушать многословные речи всех, кто якобы занимается этим) – таких людей мало; ведь во время подобных кампаний мнения сильно расходятся.

Проведиторы обрадовались этой новости и известили меня, что скоро пришлют мне ответ и по своей почте дадут знать об этом в Венецию. Им быстро ответили из Венеции, и в наш лагерь приехал один граф [569], служивший герцогу Феррарскому, люди которого вместе с его старшим сыном и этим графом находились на жаловании герцога Миланского; другой же сын герцога Феррарского служил нашему королю [570]. Этот граф, которого звали Альбертино, встретился с мессиром Джаном-Джакомо и затем обратился к принцу Оранскому в соответствии с договоренностью между мной и вышеупомянутым майордомом, сообщив, что ему поручено маркизом Мантуанским, проведиторами и другими капитанами их войска просить охранную грамоту для маркиза и прочих, числом до 50 всадников, чтобы они смогли приехать на встречу с представителями короля, которых тот соблаговолит назначить; они ведь понимали, что с их стороны разумным будет оказать честь королю и приехать к нему или прислать своих людей первыми. Затем граф попросил разрешения поговорить с королем, и ему было дозволено.

Перейти на страницу:

Все книги серии Памятники исторической мысли

Завоевание Константинополя
Завоевание Константинополя

Созданный около 1210 г. труд Жоффруа де Виллардуэна «Завоевание Константинополя» наряду с одноименным произведением пикардийского рыцаря Робера де Клари — первоклассный источник фактических сведений о скандально знаменитом в средневековой истории Четвертом крестовом походе 1198—1204 гг. Как известно, поход этот закончился разбойничьим захватом рыцарями-крестоносцами столицы христианской Византии в 1203—1204 гг.Пожалуй, никто из хронистов-современников, которые так или иначе писали о событиях, приведших к гибели Греческого царства, не сохранил столь обильного и полноценного с точки зрения его детализированности и обстоятельности фактического материала относительно реально происходивших перипетий грандиозной по тем временам «международной» рыцарской авантюры и ее ближайших последствий для стран Балканского полуострова, как Жоффруа де Виллардуэн.

Жоффруа де Виллардуэн

История
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии