Мемуары

Таким образом, в качестве подарка на свой двадцать четвертый день рождения я получил полное освобождение от оптового торгового бизнеса в Сент-Луисе и первую настоящую возможность достичь зрелости в моем «угрюмом искусстве и ремесле», как описал писательское занятие Дилан Томас. Что касается меня, то это занятие бывало для меня и безнадежным, хотя никогда я не находил в нем ничего особо угрюмого. Даже лучшие из поэтов могут иногда написать что-нибудь не совсем хорошее — можно назвать Стивена Спендера, когда он говорил о «серьезной вечерней нужде в любви». Что серьезного во взаимном проникновении гениталий? Каким бы романтичным ни был человек, побуждение «выложить нож на борт» едва ли можно рассматривать как вопрос серьезности, ограниченный вечерними часами, как будто это ивенсонг, который в англиканской церкви поют по вечерам. Chacun, chacun[16], может быть, некоторые поэты путают это с преклонением колен для молитвы перед алтарем: временами очень практичная позиция, но едва ли церковь — подходящее место.

Я чувствую себя клоуном. Боюсь, что это результат чтения моей забавной мелодрамы «Царствие земное», которую Майкл Кан обещал возобновить в Принстоне, для чего он собирается перенести туда свой тонкий режиссерский дар из Американского Шекспировского театра, что в Стратфорде, штат Коннектикут.

Все в следующем сезоне, в следующем сезоне, когда я чувствую себя так, что и следующая неделя — невозможно далека!

Как бы мне хотелось иметь дух Бриктоп. Позавчера она поразила всех на приеме у Чака Боудена. Это был ее восьмидесятый день рождения: она вошла, распевая «Quireme Mucho», песню, которую я всегда заказывал ей в клубе на Виа Венето в Риме. Потом она спела еще много моих любимых песен, и ее голос, ее произношение и фразировка были столь же чудесны, как и раньше.

Майкл Мориарти тоже спел под собственный аккомпанемент на пианино, я все еще считаю его наиболее многообещающим молодым драматическим актером…

Джим Дейл спел и сыграл песню собственного сочинения, molto con brio.

Моя первая пьеса была поставлена, когда мне было двадцать четыре, и я жил в доме моего деда в Мемфисе летом 1934 года. Эта пьеса («Каир, Шанхай, Бомбей!») с успехом была поставлена маленькой театральной группой «The Rose Arbor Players». У бабушки и дедушки Дейкинов был милый домик на Сноуден-авеню, который находился на расстоянии квартала или двух от Юго-западного университета, и еще ближе — к резиденции Кнолла Родза, его жены, матери и кошки. Профессор Родз и его маленькая семья были большими нашими друзьями. В своем штате Вирджиния они принадлежали к верхушке общества. Позднее профессор Родз стал президентом университета; летом 1934 года, он, кажется, возглавлял кафедру английской литературы. Он допустил меня в университетскую библиотеку, и почти все летние дни я проводил за чтением или там, или в городской библиотеке на Мейн-стрит.

Тем летом я полюбил Антона Чехова, по крайней мере, его рассказы. Они ввели меня в мир восприимчивой, отзывчивой литературы, что мне было в то время очень близко. Теперь я понимаю, что у него очень многое скрыто под текстом. Я все еще люблю тонкую поэтичность его письма, а «Чайку» я считаю величайшей современной пьесой, может быть, единственное исключение — «Мамаша Кураж» Брехта.

Часто говорят, что наибольшее литературное влияние на меня оказал Лоуренс. Да, Лоуренс в моем литературном воспитании был в высшей степени фигурой simpatico[17], но Чехов по своему влиянию превосходит все — если вообще было какое-нибудь влияние, кроме моих собственных наклонностей — в чем я не очень уверен, и, наверное, никогда не буду уверен…

Вчера Дональд Мэдден напомнил мне о моем обещании сделать новую адаптацию «Чайки» (мы оба чувствуем, что ей никогда не удавалось вырваться из смирительной рубашки перевода, даже у Старка Янга), и о моем стремлении поставить ее — с Мэдденом в роли Тригорина и Анной Мичэм в роли Нины или Аркадиной.

Но вчера я слегка покачал головой по поводу этого честолюбивого проекта и сказал — никакой жалости к себе — что у меня сейчас нет времени писать что-нибудь, кроме этой «вещицы», моих мемуаров, и, может быть — окончательной версии «Молочного фургона» для Майкла Йорка и Анджелы Лэнсбери…