Мемуары

После многочисленных безрезультатных попыток мне удалось наконец созвониться с Гессом. В отличие от прошлого года на сей раз он был воплощенная любезность и отнесся с пониманием к моему отказу. Он согласился поговорить об этом с Гитлером и сообщить о результате.

Спустя два дня Гесс снова позвонил. Он сожалел, что не смог мне помочь. Гитлер всячески выражал свое недовольство тем, что я еще не начала подготовительные работы, — съезд партии через две недели. Я попросила Гесса подсказать, где бы я могла увидеть Гитлера. Мне обязательно нужно было поговорить с ним лично, чтобы еще раз попросить не принуждать меня к этим съемкам. Гесс ответил, что фюрер сейчас в Нюрнберге — осматривает место, где будет проходить партийный съезд.

Час спустя я сидела в машине и гнала в Нюрнберг. Одна-единственная мысль — освободиться от этой работы — засела в моем мозгу. Гитлера я нашла лишь во второй половине дня в окружении группы людей, среди которых находились Шпеер, Брюкнер и Хоффманн. Мне показалось, что фюреру явно известно, для чего я приехала.

После приветствия Гитлер сказал дружески, но серьезно:

— От товарища по партии Гесса я знаю, почему вы хотите поговорить со мной. Могу вас заверить, что ваши опасения беспочвенны, на этот раз не будет никаких трудностей.

— Это не всё, мой фюрер. Боюсь, я вообще не возьмусь снимать этот фильм.

Гитлер спросил:

— Почему же?

— Я далека от всего этого — не могу даже отличить СА от СС.

— Вот и хорошо, вы увидите только самое важное. Мне не хочется скучного фильма о партийном съезде, никаких хроникальных съемок. Я желаю, чтобы это был художественный кинодокумент. «Голубым светом» вы доказали, что сможете сделать многое.

Я прервала Гитлера:

— «Голубой свет» — не документальный фильм. Откуда мне знать, что в политическом смысле важно, а что не слишком, что нужно показать, что необязательно? Если я по незнанию не покажу ту или иную личность, то наживу себе много врагов.

Фюрер внимательно меня выслушал, затем с улыбкой, но уверенно возразил:

— Вы слишком чувствительны. Сопротивление этим съемкам существует лишь в вашем воображении. Ни о чем не беспокойтесь и не заставляйте себя столько упрашивать, ведь от вас требуется подарить мне всего лишь шесть дней.

— Не шесть дней, — прервала я Гитлера, — а месяцы, так как основная работа над фильмом начинается в монтажной. Но независимо от времени, — продолжала я умоляюще, — я никогда не решусь взять на себя ответственность за такую работу.

— Фройляйн Рифеншталь, вы должны больше верить в свои силы. Вы можете справиться и справитесь с этой работой.

Это прозвучало почти как приказ.

Стало понятно, что мне не удастся сломить сопротивление Гитлера, тогда я решила, по крайней мере, добиться выгодных условий работы.

— Будет ли у меня полная свобода действий, или доктор Геббельс и его люди будут давать мне указания? — задала я вопрос фюреру.

— Исключено, партия не будет оказывать никакого влияния на вашу работу, я обсудил это с Геббельсом.

— В финансовом отношении тоже?

Гитлер на это заметил саркастически:

— Если бы партия должна была финансировать фильм, то деньги вы получили бы только после окончания съезда. Партийным инстанциям я дал указание оказывать всяческую помощь вам и вашим людям.

— Установят ли мне жесткие сроки, когда фильм должен быть готов?

— Нет, можете работать над ним год или несколько лет, вы не будете испытывать никакого давления в этом плане!

Раз уж мне все-таки пришлось согласиться, то и я решилась поставить условие:

— Смогу сделать этот фильм только в том случае, если по окончании работы мне не придется больше снимать заказных лент. Простите мне эту просьбу. Но я не представляю себе жизни, если буду вынуждена совсем отказаться от профессии актрисы.

Гитлер, явно довольный тем, что я в конце концов уступила, взял меня за обе руки и сказал:

— Благодарю вас, фройляйн Рифеншталь! Я сдержу слово. После фильма о Всегерманском съезде партии вы можете снимать такие картины, какие только вам заблагорассудится.

Решение было принято. Несмотря ни на что, я определенно испытала чувство облегчения. Мысль о том, что вскоре я буду совершенно свободной и смогу делать всё, что захочу, стала для меня огромным стимулом.

В моем распоряжении оставалось еще неполных две недели. За это время нужно было найти подходящих операторов — задача не из легких. Лучшие специалисты в этой области входили в штат киностудий или фирм, снимающих хронику. Но мне повезло: кроме проверенного и опытного главного оператора мне удалось пригласить молодого, одаренного Вальтера Френтца.[227] Оба они больше всего подходили для съемок этого документального фильма новой формации. В конечном счете мы все же собрали операторскую группу, причем каждый специалист привел своего ассистента. С Руттманом пришлось расстаться, сохранив, однако, дружеские отношения.