— До сих пор, — возразила я, — насколько мне известно, еще не было фильма о летней Олимпиаде. Попытка американцев снять Игры 1932 года в Лос-Анджелесе, несмотря на большие затраты, не что иное, как учебный фильм на тему спорта. И эту неудачную попытку совершил такой знаменитый кинорежиссер, как Дюпон. Вы помните «Варьете» с Яннингсом и Лией де Путти?[235] Это был фильм Дюпона.[236]
Затем я рассказала профессору Диму немного и о тех грандиозных трудностях, которые возникли у меня при съемках фильма о партийном съезде.
— В конечном счете, — продолжила я, — всё опять будет зависеть от доктора Геббельса. Мне-то уж во всяком случае, не миновать неприятностей.
— Я не верю этому, — сказал Дим. — На Олимпийских играх хозяин — МОК. Без его разрешения никто не может появляться на местах соревнований и в Олимпийской деревне. Снимать кинокамерами в пределах стадиона разрешает только Комитет. Даже хроника может сниматься только оттуда, где будут находиться зрители. Но президент МОК, швейцарец Отто Майер, без всяких сомнений, предоставит вам особые полномочия. Он очень высокого мнения о ваших возможностях. Я пришлю материалы, по которым вы сможете составить представление о будущих Играх.
Я покачала головой:
— Не говоря уж о том, что при таком обилии соревнований при всем желании вообще невозможно представить себе подобного фильма, я поклялась ни при каких обстоятельствах не снимать больше ни одной документальной ленты.
Дим, все еще явно не веривший в мой отказ, сказал в заключение:
— Но я надеюсь, что все же смогу представить вас Генеральному секретарю МОК, в ближайшие дни он прибывает в Берлин.
— С удовольствием, — сказала я, и мы попрощались.
Обед с Генеральным секретарем МОК и господином Димом состоялся в ресторане поблизости от церкви кайзера Вильгельма. Оба собеседника восторгались «Голубым светом» и пытались, давая всевозможные обещания, убедить меня в привлекательности создания фильма об Олимпиаде. Я попросила время на обдумывание.
Но идея стала занимать меня больше, чем хотелось бы. Я начала размышлять, как можно подступиться к этой задаче, однако пока мне виделись сплошные трудности. Как из многочисленных олимпийских состязаний сделать фильм, который бы удовлетворял не только художественным, но и спортивным и международным требованиям? И я решила поговорить об этом с Арнольдом Фанком. Возможно, он, будучи мастером документальных и спортивных фильмов, возьмется за выполнение подобной задачи.
В 1928 году Фанк в сотрудничестве с лучшими кинооператорами снял в Санкт-Морице фильм о зимних Олимпийских играх. Как ни привлекательны и ни прекрасны были его кадры на фоне сверкающего зимнего ландшафта, фильм успеха не имел.
На мой вопрос, не заинтересован ли он в съемке фильма об Олимпиаде, Фанк ответил резким отказом.
— Если уж мой фильм о зимней Олимпиаде прошел почти незамеченным, — сказал он, — то тем более не будет иметь успеха фильм о летних Играх. Соревнования на фоне прекрасного зимнего ландшафта намного привлекательней происходящего на стадионах и в спортивных залах.
Мне пришлось признать его правоту, но тем не менее хотелось выяснить побольше подробностей.
— Предположим, — настойчиво продолжала я, — тебе пришлось бы снимать этот фильм. Как бы ты это сделал?
Фанк немного подумал, затем ответил:
— Я вижу три варианта. Во-первых, как полнометражный фильм, сделанный только с учетом эстетических и художественных принципов, как впечатление от движений и элементов в разных видах спорта. Это, правда, не имело бы никакой документальной ценности, так как невозможно втиснуть в два часа даже самые важные виды спорта. Это самый неприемлемый вариант. Во-вторых, можно сделать шесть удлиненных полнометражных фильмов; в-третьих, — это я считаю наиболее подходящим, — настоящие документальные фильмы, без всяких художественных изысков. Их нужно было бы начать показывать в кинотеатрах не позднее чем через шесть дней после окончания этого гигантского мероприятия, они, по крайней мере, стали бы лучшими в жанре хроники.
Это прозвучало в равной мере убедительно и обескураживающе.
— Жаль, сказала я, что ты не хочешь попытаться. Кто знает, когда еще снова в Германии будет летняя Олимпиада.
— Нет, — решительно возразил Фанк, — я не враг самому себе.
Он подсчитал с помощью секундомера и таблицы последних мировых рекордов, сколько времени длится каждое отдельное состязание, и затем оценил метраж фильма. Получилось время в десять раз большее, чем продолжительность самого длинного фильма.
Но постепенно идея стала захватывать меня. Ни о какой из трех возможностей, которые видел Фанк, для меня не могло быть и речи: шесть полнометражных фильмов не нашли бы прокатчика, а съемка репортажных картин отпадала с самого начала. Ведь кинохроника тоже будет делать съемки, а я, в конечном счете, просто их повторю.
Но разве действительно не было никакой возможности объединить в одном фильме олимпийскую идею и наиболее важные соревнования?