Мемуары

Шла последняя неделя августа 1933 года, когда меня по телефону пригласили в рейхсканцелярию на обед. Не ожидая ничего хорошего, я поехала на Вильгельмштрассе. Меня встретил Брюкнер и указал место за длинным столом. Собралось уже примерно тридцать — сорок человек, большинство в форме штурмовиков и эсэсовцев, лишь несколько человек были в гражданском. Будучи единственной женщиной, я чувствовала себя очень неловко. Кроме адъютантов Брюкнера и Шауба, [216]я не знала никого из собравшихся. Когда в помещение вошел Гитлер, его приветствовали поднятой рукой. Он занял место во главе стола, за которым велись оживленные разговоры. Но вскоре был слышен только его голос. Меня занимала одна мысль: почему меня пригласили сюда?

По окончании трапезы присутствующие разделились на группы. Ко мне подошел Брюкнер и сказал:

— Фюрер хочет поговорить с вами.

Он провел меня в соседнее помещение. У небольшого стола стоял слуга, готовый подать кофе, чай или минеральную воду. Через некоторое время вошел Гитлер и поздоровался со мной. Был он, судя по всему, в хорошем настроении. Первый же его вопрос привел меня в смущение:

— Я пригласил вас, чтобы узнать, как далеко продвинулась подготовка к фильму о партийном съезде, а также о том, достаточную ли помощь оказывает Министерство пропаганды.

Я смотрела на Гитлера в полной растерянности: о чем он говорил? Удивившись моей реакции, он сказал:

— Разве Министерство пропаганды не проинформировало вас о том, что вы, как я сказал, должны снимать фильм о съезде партии в Нюрнберге?

Я покачала головой. Теперь был озадачен Гитлер.

— Вы ничего не знаете? — возбужденно спросил он. — Это же невозможно. Уже несколько недель назад Брюкнер лично передал мое поручение доктору Геббельсу. Вас не известили об этом?

Мне снова пришлось ответить отрицательно. Гитлер пришел в еще большее возбуждение. Он вызвал Брюкнера и раздраженно спросил:

— Вы не передали мое поручение доктору? Почему не проинформировали фройляйн Рифеншталь?

При этом он судорожно сжимал кулаки и был вне себя от ярости. Таким Гитлера я еще ни разу не видела. Прежде чем испуганный Брюкнер смог ответить, Гитлер язвительно заметил:

— Могу себе представить, как завидуют господа из Министерства пропаганды этой молодой, талантливой артистке. Они не могут смириться с тем, что столь почетное задание поручается женщине, да к тому же еще артистке, не состоящей в партии.

Ни Брюкнер, ни я не отважились возражать.

— Это ужасно, что бойкотируют мое поручение, — добавил Гитлер.

Резким голосом он велел Брюкнеру позвонить доктору Геббельсу и передать, чтобы он немедленно дал поручение господам из отдела кинематографии оказывать мне всемерную помощь при работе в Нюрнберге.

Тут, сильно разволновавшись, я сама прервала Гитлера:

— Мой фюрер, я не могу принять это поручение — я никогда не видела партийного съезда и не знаю, что при этом происходит, к тому же у меня нет никакого опыта съемки документальных фильмов. Будет все же лучше, если их станут снимать члены партии, которые знают материал и рады получить подобное задание.

Я почти умоляла Гитлера, который мало-помалу расслаблялся и успокаивался.

Он посмотрел на меня и произнес:

— Фройляйн Рифеншталь, не подводите меня. Вам ведь придется потратить всего несколько дней. Я убежден, что только вы обладаете художественными способностями, необходимыми для того, чтобы из реальных событий сделать нечто большее, чем просто кинохроника. Чиновники из отдела кино Министерства пропаганды этого не сумеют.

Я стояла перед Гитлером опустив глаза, а он все настойчивей уговаривал:

— Через три дня начинается съезд. Конечно, теперь вы не успеете сделать большой фильм — возможно, на следующий год, — но вы должны поехать в Нюрнберг, чтобы набраться опыта и попытаться снять то, что возможно без подготовки.

Фюрер прошелся по комнате и продолжил:

— Вероятно, доктору не сообщили о моем желании, я лично попрошу его помочь вам.

Боже мой, знал бы Гитлер, насколько невозможно мое сотрудничество с Геббельсом. У меня же не было никакого желания рассказывать об отвратительных выходках его министра. Кроме того, я все больше теряла мужество, чтобы возражать.

Гитлер попрощался, последними его словами были: «Выше голову, все будет хорошо. Уже сегодня получите всю необходимую информацию».

Фюрер явно не понимал, насколько несчастной должна была сделать меня его просьба. Ведь я хотела быть только киноактрисой. Это поручение было больше обузой, нежели почетным заданием, как часто утверждали впоследствии.

Приехав домой, я нашла в почте письмо от руководства киностудии УФА, в котором сообщалось, что проект фильма «Мадемуазель Доктор» не может быть реализован. Министерство обороны запретило съемки шпионских фильмов. Как обухом по голове ударили! Я была в отчаянии.