Мемуары

Вопрос был вынесен на обсуждение, хранитель печатей высказался за то, чтобы отправить его на решение в парламент. Г-н де Вильруа, хотя его подозревали в благосклонности к принцам, ответил, что это не входит в компетенцию парламента, а президент Жанен дал совет разделить дело и отправить в парламент ту его часть, которая касалась захвата земельной собственности; ему смело возразили, что это означало бы затеять процесс дворянина с принцем за службу Королю. Г-н Манго, государственный секретарь, взял слово и выступил в защиту маркиза де Ла Вьёвиля; г-н Барбен заявил ему, что тот забыл одну вещь, явно свидетельствующую о виновности г-на де Невера, а именно: что захват земельной собственности был сделан лишь спустя несколько дней после захвата имения.

Хранитель печатей, с неохотой вынесший это дело на всеобщее обсуждение и находившийся в состоянии раздумья, прямо-таки взорвался и заявил Барбену, что тот ошибается, если думает сделать его посредником в своих жестоких планах. Тот возразил ему, что всего лишь высказывает свое мнение, ради коего все и собрались тут, и что теперь нужно выслушать мнение остальных. На что хранитель печатей отвечал, что не собирается делать этого до тех пор, пока не соберутся сведущие люди. Барбен поднялся и ответил ему: «Я единственный человек, кто, возможно, не сведущий, остальные же собравшиеся здесь господа весьма и весьма сведущи и были ими тогда, когда вас и на свете-то не было»; и, сказав сие, он отправился в Лувр, где поведал о случившемся Их Величествам.

Между тем наступило время Совета, и хранитель печатей явился в Лувр. Королева попросила его зачитать протокол об освобождении перед всеми принцами и сеньорами — в том случае, если таковой при нем. Хранитель печатей на мгновение замялся, и Барбен настоял, чтобы протокол был зачитан, дабы все узнали об оскорбительном поступке герцога Неверского. И не было никого, кто не осудил бы герцога и не признал бы, что Их Величества никак не могут испытывать к нему приязни. Королева обратилась к хранителю печатей, желая узнать, что тот думает по этому поводу; он молча отступил на шаг назад; Королева, удивившись, переспросила еще два раза, и оба раза, как и в самый первый, хранитель печатей промолчал. Король посчитал это чрезвычайной неучтивостью — он и до того был недоволен неуступчивостью и неопытностью хранителя печатей; кроме того, на него жаловалась и наиболее здравомыслящая часть духовенства — он имел у нее репутацию человека слабого в вере. Его Величество попросил Королеву уволить его. Вечером того же дня у него были отобраны и переданы г-ну Манго печати. Мне же была оказана честь стать государственным секретарем, коим до сего момента был г-н Манго. Несколькими днями ранее мне поручили отправиться в Испанию с тайным посольством, дабы завершить некоторые из наших тамошних дел. В списке членов посольства после меня был записан граф де Ла Рошфуко. Я попросил разрешения довести свою миссию до конца, поскольку она была лишь временной, а поручение довольно обычным. Однако мне не было это позволено, и я не мог не подчиниться воле своего государя; признаюсь, что немногие молодые люди отказались бы от выполнения столь блестящего поручения, которое являет собой путь к славе и большим должностям одновременно. Я узнал о просьбе Королевы, переданной через маршала д’Анкра, к тому же Барбен был моим другом и очень уговаривал меня согласиться, что я и сделал.

Поскольку я получил должность, маршал стал оказывать на меня давление, чтобы я отказался от своего епископства, которое он желал отдать дю Веру. Однако, приняв во внимание непостоянство придворной жизни и переменчивость натуры этого вельможи, а также превратности, которыми была чревата его судьба, я не дал своего согласия, чем вызвал его недовольство совершенно безосновательно. Я пытался объяснить ему, что не стремлюсь ничего выгадать, взявшись за предложенную мне обязанность, и могу потерять все.

Кроме того, отказ от епископства мог выглядеть так, словно я купил должность, а это не составило бы чести ни ему, ни мне. Но ни один из этих доводов не показался ему весомым, и г-н Барбен, чей склад ума был более практическим, нежели мой, сказал мне, что, как бы я ни поступил, маршал все одно не будет доволен, поскольку подлинная его цель состоит в том, чтобы лишить меня всего и сделать зависимым от его прихотей. Так мой друг укрепил меня в решении не отказываться от епископства.

Что касается г-на дю Вера, то ни один человек до него не вступал в должность с такой прекрасной репутацией, как он, и никто не оставлял ее, настолько лишившись уважения и доверия, хотя его назначение служило цели показать различия, существующие между дворцом¹⁴⁷ и двором, между частным правосудием и управлением общественными делами. В своих высказываниях он был груб, терялся при малейших затруднениях и не обладал должной ответственностью.