Memory Makers

Многие русскоязычные и бывшие советские граждане, живущие за пределами Российской Федерации, также потребляют российские СМИ, в том числе на востоке Украины, где эти сравнения, вероятно, оказали сильное влияние на аудиторию (Dougherty 2014: 4-7; Peisakhin and Rozenas 2018). Живя в то время в Москве, я обнаружил, что люди говорили только о событиях в Украине. На улицах часто появлялись антимайдановские 10 , рекламные щиты о войне, повсюду - как и в церквях - киоски, призывающие к пожертвованиям и даже добровольцам для поддержки военных действий в Донбассе. Москва обладала негативной энергией города, находящегося в состоянии войны, хотя она только разжигала ее. Драматическое ощущение конфликта, загрязняющее московскую атмосферу, можно напрямую связать со все более истеричным тоном освещения событий в российских СМИ. Это, вероятно, достигло апогея после пожара на сайте в Одессе 2 мая 2014 года. Пожар был вызван столкновениями между про- и антиправительственными протестующими, в которых погибли сорок человек, в основном антимайдановцы, после того как проправительственные силы дали отпор, в том числе бросая бутылки с зажигательной смесью. Почти сразу же российские СМИ окрестили пожар "Одесса - Хатынь" (Новикова 2014), сопоставив его с массовым убийством 1943 года в белорусской деревне Хатынь, совершенным украинскими нацистскими коллаборационистами и добровольцами. Для большинства россиян это была знакомая история, ведь Хатынь - важная часть советского (особенно брежневского периода), а теперь и постсоветского мемориального комплекса Великой Отечественной войны (Оушакин 2013а). Популярный телеведущий (ныне депутат) Евгений Попов заметил, что импровизированный мемориал погибшим в Одессе был "посвящен не только солдатам Великой Отечественной войны, но и [...] тем , кто погиб 2 мая" (Чигишов 2014е: 20.17), иллюстрируя плавное размывание двух темпорально не связанных событий, как будто жертвы погибли в одном и том же конфликте. Такое сопоставление, наряду с шокирующими изображениями мертвых тел и сгоревших зданий, только усиливало страх повторения истории, еще больше нагнетая напряженность, которая преследовала Украину и, во все большей степени, Россию.

Непрекращающаяся "Победа

По мере приближения Дня Победы 2014 года напряженность продолжала расти, но аппетит Кремля к риску, похоже, ослабевал. К этому моменту по всей стране наблюдался значительный аппетит к аннексии Донбасса, и правительству, поддерживаемому своими СМИ, нужно было отвлечь внимание от (очень громких) голосов, призывающих Россию аннексировать Донбасс. Поддержка дальнейшей интервенции на востоке Украины проникала сквозь обычные политические разногласия; я помню, как один мой друг, член осажденного российского ЛГБТК-сообщества, выражал возмущение и удивление тем, что Путин не защищает "наших людей там". Но аннексия Донбасса не позволила бы воссоздать "высокий" Крым, и это повлекло бы за собой значительные финансовые затраты. Кроме того, в стратегическом плане оккупированный или замороженный конфликт дает Кремлю гораздо больше рычагов влияния и позволяет не рисковать лишними разногласиями с Западом, который применил недостаточно жесткие санкции в ответ на аннексию Крыма. Поэтому Кремлю необходимо было успокоить риторику, подготовить людей к тому, что Донбасс не "вернется домой".

Соответственно, в преддверии референдумов о статусе ДНР и ЛНР в начале мая 2014 года тон СМИ и политиков сменился с конфликтного на победный. Российские СМИ пытались утверждать, что автономия Донбасса и его подданство России и "Русскому миру " сродни стремлению к освобождению, напоминая о победе СССР над нацистами, освобождении оккупированных территорий и окончании Великой Отечественной войны. Главный аргумент заключался в том, что российское участие в Украине было каким-то образом победоносным, потому что герои-сепаратисты восточной Украины теперь могли вспомнить подлинную историю своих дедов в Великой Отечественной войне (с которыми их также объединяли).

Было не так много доказательств в пользу того, что Россия (и пророссийски настроенные украинцы) снова победила в этой новой версии Великой Отечественной войны. Конечно, этот триумфализм было трудно соотнести с событиями на местах. Однако, используя этот аргумент, СМИ смогли сфокусироваться на идее России как победителя, чтобы дополнить празднование Дня Победы , также проходившее в мае, и восстановить триумфальный характер лозунга "Крым наш", выдвинутого после аннексии (Hopf 2016). Более частое использование субнарратива Победы в источниках означало, что было что праздновать в День Победы, а именно защиту пространства, которое теперь свободно от злоупотреблений, о которых говорится в приведенном ниже примере:

 

Самым вопиющим примером стала попытка отобрать у этого мужественного человека символ Победы в Великой Отечественной войне [...] Сотрудники СБУ стали требовать, чтобы Павел Иванович снял символ Великой Победы. В ответ он заявил следующее: "Я не отдам вам свою Георгиевскую ленту! Даже если вы меня убьете. Для меня она святая".