Меморандум

И в тот миг я вернулся. За окном сияло уходящее солнце, где-то совсем близко заливалась птица. Такого привычного рабочего строительного грохота с криками и руганью — нет, слышно не было. Глянул в окно и успокоился: работа шла вовсю, только тихо. Молчаливые трудяги заканчивали обрешетку крыши, скрепляя доски не гвоздями, а шурупами с помощью компактной бесшумной машинки — шуруповерта. Заказчик восседал на резном деревянном троне в центре огорода и оттуда с видимым удовольствием наблюдал за работой. Жизнь продолжалась, моя тоже.

За неделю до завершения работ у нас произошла небольшая авария. В месте пересечения подземного туннеля с дорогой, грунт просел. В яму провалился по самое днище легковой автомобиль. Ну, с водителем Порфирий Семенович конфликт быстро уладил, а нам пришлось всю ночь укреплять стены туннеля и заливать бетоном яму на дороге. К нам подошел Сергей и спросил меня, не нужна ли помощь. Я мысленно продлил линию туннеля и спросил его:

— Ну ладно, пока мы копали под участком Порфирия Семеновича, он решал проблемы на счет раз. Но ты скажи мне, под чей участок мы завтра начнем делать подкоп? Народ тут солидный, можем нарваться на неприятности…

— Не волнуйся, там проживает сын старика с семьей, так что они, в случае чего, уладят проблему по-семейному.

— Сын? — Я почесал затылок. — Ты знаешь, он ни разу к нам не заходил. Ты уверен, что они дружат, ты уверен, что уладят?..

— Да вообще-то есть у них разногласия. Сынок, видишь ли, на запад всё чаще поглядывает, а отец умоляет не уезжать. По-моему, этот туннель он протягивает именно для того, чтобы соединить два дома в одно целое. Разберутся!..

Наконец, туннель уперся в кирпичную кладку погреба сыновнего дома и мы на этом остановились. Еще два дня ушло на завершение недоделок, и мы объявили об окончании работ. Старик поблагодарил бригаду, расплатился и отпустил их с миром. Меня же попросил остаться. В тот вечер старик выставил коллекционный херес, раритетные рюмки, икру, маслята, корнишоны, маслины, ростбиф; мы пафосно отужинали, он размяк суровой душой, слегка даже всплакнул, излил душу.

— Видишь ли, дорогой ты мой Леша, есть у меня дело, ради которого я живу. Можешь считать это сумасшествием, как хочешь… Это книги. У меня в городе есть маленький магазинчик. Там скопилась коллекция редких книг. Но не таких, чтобы дорого стоили, а таких, чье время еще не пришло. Сам понимаешь, в книжном деле были и будут всегда авторы, которых отвергают, заносят в черный список или замалчивают. Не скажу, чтобы они все писали нечто стоящее… Чаще всего, по-настоящему редкие книги как бы сами скрывают себя от людей, от их жадности, от желания нагреть руки на продаже. Я против того, чтобы настоящие книги были предметом наживы. Вот, посмотри сюда, — он подошел к старинному книжному шкафу. — Видишь, какие тут фолианты стоят? Это прижизненные издания великих классиков. За них можно выручить столько денег, что трём поколениям на безбедную жизнь хватит. А ты читал Гусева? Это секретарь Льва Толстого, он написал книгу «Два года с Толстым». Там есть такой эпизод. Толстой подходит, как вот я сейчас, к огромному книжному шкафу со своими книгами и шедеврами других «великих и неповторимых» и говорит Гусеву: «Посмотрите, сколько тут мусора! Это всё ничего не стоит, это позор! Мне так жаль, что я жизнь потратил на романчики о прелюбодеянии и гусарстве». Кстати, он всеми силами пытался вычеркнуть из памяти всю свою беллетристику.

Порфирий Семенович помолчал и глухо произнес:

— Не дай Бог дожить до такого крушения. Поэтому мне приходится спасать настоящие книги от людских глаз. Для этого я и построил бункер. Это склад редких книг. Сколько им лежать на полках, пока не придет их время? Никто не знает. Надеюсь, что-то в нашей жизни изменится. Надеюсь, эта волна всеобщей жадности спадет, и люди опомнятся, вернутся к истинным ценностям. Но пока я должен хранить мои редкие книги — в этом, если хочешь, моя миссия.

Он встал, зябко поёжился, зажег камин. Потом повернулся и с грустью произнес:

— Я воспитывал сына честным и добрым мальчиком. Но, где-то не доглядел. Что-то упустил. В итоге, мой сынок потребовал свою долю наследства и объявил об отъезде заграницу. Прямо как блудный сын из евангельской притчи… Некому мне передать самое главное — книги.

Он походил по комнате.