Меморандум

Что ж, мало-помалу я приспосабливался к новой студенческой жизни, настолько отличной от прежней, домашней. Если в школе за моими успехами следили родители, учителя, даже сам директор; если там все помогали и «вытягивали за уши» из посредственных учеников в отличники, то в институте, особенно на первом курсе, чуть что угрожали отчислить, намекая на статистику: к третьему курсу обычно отсеивается не менее двадцати процентов студентов. Почему? Да просто не выносят «естественного отбора».

В конце октября пришли тихие солнечные дни, отступало летнее тепло, наступали зимние холода, может поэтому мой рассеянный взгляд начинающего неврастеника улетал в проем огромного окна аудитории. Там на крышах малорослых домов в золотистых лучах солнца нежились падшие желтые листья и бесстыдно кайфующие рыжие кошки. Эта лекция была последней перед триадой праздничных дней 7-го Ноября, может поэтому тянулась так долго и нудно, и даже преподаватель вяло бубнил что-то себе под нос, поглядывая на часы и не пытаясь унять нарастающий шум разговоров, шелестящих в аудитории. И никуда не хотелось уезжать, и я все время искал весомую причину остаться в городе, чтобы заняться чем-то полезным, например, заработать немного денег, которых с некоторых пор мне хронически не хватало. Безотчетная грусть заползала под сердце, навевая мысли об ушедшем детстве, будущее казалось расплывчатым и малоприятным.

— Вот поэтому я и приехал тебя навестить, — сказал Димыч вместо «здрасьте», когда я, спускаясь по лестнице, чуть не налетел на него, сидящего на бетонном парапете под козырьком входа в институт.

— Димыч, дорогой ты мой!.. — заканючил я, едва сдерживая слезы.

Мужчина жесткой ладонью остановил постыдный мальчишеский порыв броситься ему на шею, слегка приобнял и похлопал по плечу.

— Дай, думаю, навещу моего соседа. А заодно кое с кем познакомлю.

Разговаривая обо всем и ни о чем, шагали мы по улочке вдоль трамвайных путей, попутно заглянули в гастроном, купили все необходимое для встречи друзей и, пройдя мимо деревянных домишек по дну оврага, поднялись наверх и оказались перед домом-башенкой с единственным входом. Поднялись в лифте на пятый этаж, позвонили в обшарпанную дверь — и оказались в объятиях мужчины, одетого в старенькие джинсы и синюю ковбойку.

— Вот, Алеша, познакомься с моим закадычным корешем Вениамином. А это, старик, мой юный друг Алексей Суровин, подающий неслабые авансы на писательскую тему.

— Ну, все мы, как говорится, писали понемногу, чего-нибудь да как-нибудь… Постой, Евгеша, а он случайно не сынок того самого Суровина, который у нас преподавал технологию? Доходили слухи, что сам-то, — он уважительно поднял длинный с распухшими суставами указательный палец, — стал заслуженным строителем, орденоносцем.

— Да, старик, Леша — сын «того самого».

— Тогда, молодой человек, двери этого дома для вас открыты в любое время. — Он подмигнул. — А если что натворишь, вытащу из каталажки; а если станут изгонять вон из ликбеза, найду на них управу — есть еще, знаешь ли, тротил в пороховнице.

— Да я не хулиган, вроде, — смутился я.

— Ох, не зарекаются, пиша. Творческие люди непредсказуемы и спонтанны, они живут как бы без кожи, оголенными нервами наружу!.. — Он расстегнул пуговицу на манжете, закатал рукав рубашки, обнажив вздувшиеся узловатые вены на внутренней стороне предплечья. — Во, видишь!.. Так что нужно быть готовым к любым эксцессам. Мне так кажется.

— Как сам-то? — спросил Димыч друга.

— Да вот, посмотри, — мигнул тот. Снял один за другим четыре зубных протеза, приподнял верхнюю губу, приспустил нижнюю, обнажив розовые десны между желтых пеньков.

— Что остановился? — сказал Димыч, с интересом рассматривая чудеса стоматологии. — Дальше давай…

— Что дальше? Не понял.

— Снимай другие протезы: деревянную ногу, пластмассовую руку, фарфоровый глаз, титановый череп, парик из норковой шубки, ну и что там еще у тебя не своё.

— Шутишь? — кивнул Вениамин.

— Если самый чуть-чуть. Как говорила наша учительница по литературе: «Тогда считать мы стали раны, товарищей считать». — Он грустно улыбнулся, похлопал друга по плечу. — Ладно, Веня, верни запчасти на место и давай за стол. Очень кушать хочется.