Меморандум

Бориса он привез на новом «Лексусе», прямо из подземного гаража поднял на лифте с панелями из красного дерева и, бесшумно пройдя несколько шагов по ковровой дорожке, открыл дверь и провел в огромную гостиную. Гость только скользнул рассеянным взглядом по серо-белым мраморным стенам и вышел на огромную веранду. Под ногами зеленела шелковистая травка газона, перед решетчатым парапетом выстроились самшитовые кусты, пальма, дубок и березка — и не скажешь, что всё искусственное — он расположился в кожаном кресле, предложенном хозяином, и засмотрелся на просторный вид: Москва-река, Кремль, храм Христа Спасителя, Воробьевы горы, высотка на Котельнической… У стены Борис разглядел стол с пачкой листов, спросил:

— А как продвигается работа над главой книги?

— О, прекрасно, Боря, просто чудесно. Осталось чуть припудрить и я тебе отдам.

— Это всё, что ты написал? — Борис встал, подошел к столу и взял в руки единственный листок с названием.

— Понимаешь, у меня всё тут, — Михаил хлопнул себя пальцами по лбу. — Мне лишь сесть и закончить.

— Михаил, послушай меня, пожалуйста. Сейчас ты враньем похоронил саму возможность нашего сотрудничества. Очень символично, что всё происходит в помещении так напоминающем траурный зал крематория. Но, думаю, тебя это не очень расстроит, ведь ты имеешь все, что хочешь, не так ли…

— Я сделаю так, что ты никогда не издашь свою книгу! — прошипел Михаил.

— У меня есть благословение, а значит, и напишу, и издам с Божией помощью во что бы то ни стало. Прощай.

За гостем захлопнулась дверь, наступила тишина. Михаил в который раз окинул взглядом интерьер и с удивлением отметил: на самом деле, очень похоже на траурный зал крематория: мрамор, колонны, приглушенный свет, бело-черно-бежевые тона и мертвенная тишина перед подачей тела в шикарной упаковке в зев печи с круглосуточно ревущим огнем.

Он прошел в столовую, налил в тяжелый хрустальный стакан доверху какого-то элитного пойла, вылил в горло, ничего кроме жжения не почувствовал. Долго ползал глазами по картине Петра Кончаловского «Пушкин в Михайловском». Сейчас раздражал и любимый Пушкин, в одной рубашке, с одеялом на ногах, вскочивший с постели, чтобы записать пришедший на ум стих, прикусив гусиное перо, — именно такой Пушкин, ему нравился, но не сейчас, не сейчас.

Почему слова этого сумасшедшего Борьки так едко разъедают душу? Да кто он такой, неуч, тупица, неудачник… А слова его прожигают насквозь и делают всё, чем гордишься, ненужным и нелепым. Из черной глубины, из самого центра сердца хлынула мрачная тоска и залила грудь, квартиру похожую на траурный зал крематория, вылилась наружу, за парапет веранды, накрыла весь его город от асфальта до мутного неба…

Вот он стоит у края веранды, только шаг сделать и кончится эта бессмыслица, «бег на месте это замечательно». Только шаг — и всё…

Спускаясь на лифте, Борис почувствовал укол в сердце, как выстрел в спину. Он выхватил единственное оружие — монашеские четки — и часто-часто застрочил Иисусову молитву. Выйдя из подъезда, поднял голову и увидел Михаила со стаканом в руке, в белоснежной просторной рубашке и черных джинсах обтяжку, он сидит на парапете козырька веранды, разыгрывая, должно быть, по лицедейской привычке эпизод из «Войны и мира», где гвардейский офицер Долохов выпивает бутылку рома, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами. Лишь полшага отделяли ошалелого Михаила от тридцатиметровой пропасти, от вечной погибели. Борис что было сил молча завопил в Небеса о спасении заблудшего.

Борис хмыкнул: «Не дождётесь!» и, перемахнув через ограду парапета, вернулся на шелковистую зеленую травку. Взял телефон и надавил кнопку под номером «2».

— Эту книгу про Юрина издавать нельзя!

— С каких это пор ты мне ставишь условия? Политику издательства диктую я и никто больше! — в голосе леди-босс появились нотки коварной Миледи.

— Денег я на книгу не дам, так и знай.

— И не надо. Я давно не завишу от твоих подачек. У меня четыре года как имеется свой магазин: вино, водочка, пивко, закуски и прочее. Очень надежный доход! Скоро открою еще два, уже и помещения присмотрела. Так что от своих вложений только ты имеешь двадцатипроцентную мзду и отмывание серой зарплаты в конверте, мне они — как слону дробинка.

— Я хочу участвовать в прибыли магазина!

— Хоти дальше… Слушай, ты меня что-то очень сильно нервируешь. Поэтому, знаешь что… Мишаня, а не пошел бы ты вон!

Через неделю мутного запоя, Михаил затосковал по теплой объёмной супружеской груди, котлетам с жареной картошкой и вернулся домой, трясущийся, малодушный и услужливый. Жена открыла дверь, небрежно запахивая халат, и вынесла один за другим три чемодана с вещами. Стоило ему поднять на нее голос и в сердцах назвать самкой домашней собаки, как из-за спины вышел его молодой начальник — генеральный продюсер канала — в спортивных трусах и с сигарой во рту…