— Sie befinden sich im Land von Herrn Kujawski! Wenn er gegen das Gesetz verstossen hat, bringen Sie ihn vor Gericht! Man kann nicht einfach die Diener anderer Leute schlagen! (
Он хотел поднять его, вся голова парня была в крови, и тот мелко трясся, заживая рану.
— Ich bin der Richter hier! (
Очнулся он в холодном и сыром подвале. Голова, перемотанная грязной тряпкой, как он потом понял, подолом его собственной рубахи, болела страшно. На ногах были деревянные колодки. Вальтер видел, что из какой-то дыры под потолком струился слабый свет, но подползти к нему не было сил. Вскоре и этот свет начал меркнуть. Пришёл тюремщик и поставил рядом с ним кувшин воды и миску с жидкой кашей. Через силу Вальтер заставил себя поесть. Голова кружилась, его тошнило, но усилием води инженер заставлял себя удерживать съеденное, ибо без пищи ему могла грозить смерть.
Он не помнил, как долго пролежал на гнилой соломе в подвале, пока его не привели на допрос к другому рыцарю. Имени рыцаря Вальтер не запомнил, так как головная боль мешала сосредоточиться на вступительной речи брата Ордена немецкого Дома Святой Марии. Запомнилось только, что рыцарь был чисто выбрит и одет со скромным изяществом. В отличие от фон Шиндера, этот крестоносец оказался приятным собеседником, не бил, даже предложил стакан вина, чтобы у Клюгехаммера не стучали зубы. Рядом с ними за невысокой конторкой сидел толстый монах-францисканец, записывавший что-то по ходу допроса.
— Вы добровольно строили мельницу близ хутора Мазуры, что на берегу Вислы? — спрашивал рыцарь.
— Да, добровольно, — подтвердил Вальтер.
— Вам платили за это жалование едой, деньгами или другим добром?
— Да, деньгами.
— Сколько вам было заплачено?
— Всего пятьдесят две марки.
— Орденские марки?
— Да.
— Вы не спросили, почему польский рыцарь платит немецким серебром?
— Нет.
— Вы знаете, откуда герр Куявский мог его взять?
— Нет.
— Вы не спросили?
— Было бы себе дороже.
— Почему?
— Пан Куявский скор на расправу.
— Вы убоялись его, но не ордена?
— Это земля Куявского, на ней орден не владыка.
— Напрасно так думаете, орден защитник земель прусских и польских от жемайтских язычников. Великий магистр Конрад фон Юнгинген блюститель мира и веры на всех землях от Балтики до Константинополя.
Вальтер промолчал. В его голове всё смешалось. «Где Пруссия, а где Константинополь? Почему магистр, защитник христиан, воюет с христианами же? Да, магистр вроде Конрад, но вот фон Юнгинген ли? Чума их разбери! Что не магистр, то Конрад! Если капитул однажды выберет магистром какого-нибудь с другим именем, то конец ордену», — думал Вальтер, налаживая ход мыслей в голове, как движение шестерёнок в сложном механизме.
Рыцарь же встал, поправил плащ с чёрным крестом, взял у писца несколько листов пергамента и протянул Клюгехаммеру.
— Это ваше? — спросил он холодным и злым тоном.
Вальтер увидел свои записи, которые делал в замке Куявского, на одном из листов он различил кровавые отпечатки пальцев.
— Моё, — чуть слышно ответил он.
— Что же вас, господин инженер, сподвигло служить презренному поляку, а не немецкому господину? Или хотя бы нашему ордену?
— Я работу за плату. Кто даёт деньги, тот и мой господин.
— Прискорбно, — констатировал рыцарь, убирая окровавленный пергамент.
На некоторое время воцарилось молчание, только францисканец скрипел пером по скверной Нюрнбергской бумаге.
— Вы ведь, герр Клюгехаммер, учились в университетах? — спросил рыцарь, на что Вальтер только кивнул. — И неужели вы не захотели стать учёным богословом или правоведом? Сидели бы сейчас в тепле и с целой головой.
— Вы не первый, кто меня об этом спрашивает, — проговорил Вальтер. — Я искренне верю и люблю господа, я чту законы, но моя душа велит мне создавать вещи для мирской жизни. Я строил замки, я строил мельницы, я создавал самые разные механизмы, чтобы жизнь людей становилась проще и лучше.
— Вы думаете о земном, забывая о духовном, — погрозил ему пальцем рыцарь. — Кто стяжает богатства и блага земные, не войдёт в царствие Божие!
Вальтер только кивнул.
— Что ж, по крайней мере вы немец, герр Клюгехаммер, — проговорил рыцарь. — К немцу суд будет не так суров, как к поляку или язычнику.
На этом допрос окончился, и стражники в сером уволокли его обратно в сырой подвал.