Мельничный жернов

Никита перевел дыхание и присел на землю, опираясь спиной о постамент. Детские голоса смолкли. Мальчик поднял голову и посмотрел на огромную луну, которая из синеватой сделалась сначала желтой, точно кусок масла, потом рыжеватой и, наконец, багрово-красной. И тогда из темноты донесся многоголосый волчий вой.

Вот теперь Никита заорал во всю силу легких и проснулся от собственного вопля, кашляя и хватая ртом воздух.

— Что стряслось? — сонно спросил Стас с соседней кровати. — Кошмары мучают?

— Вроде того, — пробормотал Царевский, откидываясь на подушку и снова закрывая глаза. Ему отчаянно хотелось включить свет или хотя бы прочитать «Отче наш», но первое помешало бы спать ни в чем не повинному товарищу, а молитву он попросту забыл. Поэтому пришлось обойтись дыхательными упражнениями, чтобы успокоить бешено колотящееся сердце.

«А теперь, — мысленно скомандовал себе Никита, — концентрируйся на хорошем. Концентрируйся на самом хорошем и спи».

Вспомнив, как его любимая сестра Аня получила мастера спорта по вольной борьбе, «мангуст» улыбнулся и постепенно стал проваливаться в сон. Остаток ночи ему удалось проспать без сновидений.

Виктор проснулся от тревожного, неприятного сна. В окно светила луна — судя по всему, тучи разошлись и небо расчистилось. Но разбудило его не это. Где-то снаружи высокий детский голосок старательно выпевал немудреную песенку:

Пересохла речка, обвалился мост,
Умерла овечка, отвалился хвост…

Куплеты были коротенькими, повторялись с незначительными вариациями и на первый взгляд были невинно-простыми. Но почему-то в этот поздний — или ранний, как посмотреть, — час у Виктора по спине побежали от них мурашки.

«Мангусту» захотелось высунуться в окно и крикнуть невидимому певцу, чтобы тот немедленно замолчал и не мешал людям спать. Недолго думая, он поднялся и выглянул наружу. Ничего интересного на первый взгляд: запущенный, неухоженный парк, уже знакомый синеватый свет фонарей, дополненный серебристым лунным сиянием. Сама луна выглянула в просвет между деревьями, не иначе как затем, чтобы разбудить незадачливого следователя. И никого.

Не было бы речки, не было б моста,
Не было б овечки, не было б хвоста… —

продолжал петь ребенок.

Виктор потянулся было к оконному шпингалету, но в этот же миг песенка смолкла, сменившись настолько полной, оглушительной тишиной, что рука сама, как бы помимо воли, замерла в воздухе. Потом где-то в глубине парка громко мяукнула кошка, и все снова стихло.

Внезапно Кононову показалось, что на самом деле он стоит у окна в другую реальность, точнее, в другой ее слой. Распахни створку — и окажешься совсем в другом, перевернутом мире, где право и лево, верх и низ поменялись местами. Или вообще в полной темноте и вечной тишине. Глупость, конечно, но, вместо того чтобы открыть окно, он покрепче задвинул шпингалет да вдобавок задернул пыльную штору, подняв в воздух клубы пыли. Неожиданно ему вспомнилось, что вечером, усталый и раздраженный, он и не подумал запереть дверь. От мысли, что кто угодно мог заглянуть, пока он спал, Виктору сделалось как-то не по себе, и он не поленился отыскать ключ и дважды повернуть его в замке.

«К психоаналитику, а потом на курорт, непременно», — снова пообещал себе командир «мангустов», укладываясь на сырой матрас и прикрываясь, за неимением нормального одеяла, собственной курткой.

Курица аппетитно шкварчала на сковородке, целый ворох черных перьев был аккуратно сложен в белый пакет из супермаркета и уже дожидался своего часа у двери. Картошка почти сварилась, да и чайник посвистывал, закипая. Может, и слишком сытно для завтрака, особенно с точки зрения Алины, но не пропадать же продукту, как сказал Саша.

— Впечатляюще, — проговорила молодая женщина после затяжного молчания.

На самом деле, если подумать, то с самого начала эксперимента она не произнесла и слова. Да и потом, по завершении, говорил только радушный хозяин, и он же мастерски ощипал обескровленную курицу — где только научился! — поставил на плиту картошку и чайник, а гостья сидела в уголке на удобном стуле и словно в оцепенении наблюдала за его манипуляциями.

Пожалуй, с полным основанием эксперимент — или ритуал, называй как хочешь, — следовало считать удавшимся. В том, что она не стала жертвой гипноза или наркотического опьянения, Алина была совершенно уверена. Случившееся даже приятней было бы счесть сном или кошмаром — уж очень неприятно думать, что кто-то может так запросто вызвать твою душу из царства мертвых, или откуда там приходят эти покойники.

Конечно, полупрозрачную тень над блюдом с куриной кровью можно было назвать вызванной душой только с большой натяжкой, но сам факт все равно поражал. Такими не слишком сложными средствами… Ученая настолько погрузилась в размышления, что едва услышала Сашин ответ: