– Я понимаю тебя, – вдруг поддержала Вика. – Два года назад я потеряла лучшую подругу. Она погибла в автокатастрофе, возвращаясь из командировки. Клянусь, я испытывала те же чувства, что и ты на похоронах Тополина. Я задавалась аналогичным вопросом, но не получила ответа, а подруга покоится в земле и наверняка знает, что же на самом деле с ней произошло и почему она распрощалась с белым светом.
– Видишь, ты задумалась. Тебе стало легче? Вряд ли. Стало быть, выгоднее ни о чем не думать и не брать на себя неразрешимых вопросов.
– Правильно, – согласилась Настя, – я стараюсь так и поступать. Не всегда получается, но когда выходит, то моя жизнь становится оптимистичнее и краше.
– Все бы замечательно, – размышлял гастролер, – но эти неразрешимые вопросы рано или поздно закрадутся к вам в душу, и придется на них отвечать, мучительно и безрезультатно. Кто к этому готов?
– Я! – воскликнула Настасья.
– Я готова, я уже испытывала это, – повторила Вика.
– А ты, Стас, готов? – спросил Райс, глядя на него сквозь очки, которые отражали свет ламочки.
– Готов, готов. Я сейчас же готов отсюда убраться. Утомили вы меня, сударь, своими пространными баснями, чувствую себя облапошенным прихожанином в апостольской секте. Но полностью завладеть моим рассудком у вас не получится, кишка тонка!
– Помнишь господина Заважилова?
Стаса передернуло, а сердце будто остановилось:
– Конечно, он мой друг. Я удивлен, что ты о нем вспомнил, ведь вы общались от силы пару часов.
Райс приспустил очки:
– Этого нам хватило, чтобы хорошо друг друга узнать. Как ты думаешь, где он сейчас?
– Скорее всего, улетел в отпуск. Его телефон не отвечает. У него появилась любовница, и они вместе махнули куда-то в Сибирь. Что им там понадобилось, я предположить не могу, но все это очень странно.
– Ты заблуждаешься, он не в Сибири.
– Заважилов как-то связан с вами? – опередив ход мысли, предположила Вика. – Он действительно был не в своей тарелке.
– Умница! У тебя очень прозорливая девушка, Станислав. Заважилов замешан в нашей истории, как никто другой, но он был по другую сторону баррикад. Он трудился на инквизицию и был информатором. Максимка сдавал скитающихся гастролеров властям и получал за это солидные деньги. На вашей вечеринке он раскололся, не справившись с эмоциями, и убежал раньше времени, не допив пива. И он получил по заслугам. Тот, кто его породил, тот и уничтожил. Нужно отдать должное его чести и верности дружбе: он не выдал вас инквизиции, а поэтому не выдал и меня. В общем, что-то человеческое в нем осталось. Не будим судить его строго, у Максима были свои причины заключить контракт с инквизицией. Каждый спасает свою шкуру, но ему покровительство правосудия вышло боком. Использовав его для отработки вложенных средств, инквизиция избавилась от информатора как от ненужного элемента в своей системе.
Мысли Стаса кружились в сумасшедшем вихре. Как поверить, что Максим, его закадычный друг со студенческой скамьи, имел отношение к параллельным путешествиям и, что особенно пугало, к сетям безжалостной инквизиции? Стас сопоставлял факты их совместного времяпрепровождения, отыскивая в них намеки на двойную жизнь Макса. Никаких признаков оборотня найти не получалось, приятель был абсолютно чист, без сомнительного поведения и привычек. Он не то чтобы никогда не намекал на свою двойную роль – даже никогда не оговаривался, не допускал ни единой ошибки. Прокрутив длинную киноленту их взаимоотношений и не найдя доказательств виновности Заважилова, Стасу ничего не оставалось, как поверить Райсу на слово. Причин отвергать его заключение не нашлось, несмотря на полную неправдоподобность сказанного.
Стас вытер вспотевший лоб и сквозь зубы спросил:
– Ответь мне честно, мой друг жив?
– Честно? Нет, – признался гастролер. – Он не в Сибири нашел свой последний приют, а в вашем любимом подыхающем в тесноте и жадности городе. Информатор отправился на тот свет с солидным размахом: его автомобиль взлетел на воздух и искупался в ядовитой реке. Неизвестно, найдены на месте человеческие останки или Заважилов сгорел дотла, как в крематории.
От горького признания Стас страдальчески закрыл лицо руками. Вот и он потерял близкого человека. Рассуждения Райса об уходе лучших людей как по мановению волшебной палочки затронули и его. Внутренности пронзила душевная боль, он почувствовал на себе, что значит горе потери. Боль вскоре ослабла, превратившись в тянущие и гнетущие переживания. Он убрал руки от лица и перекрестился:
– Пусть на небесах ему будет лучше.
Виктория подошла к нему и прижалась щекой:
– Держись. Представь, что он просто куда-то уехал, ведь он так тебе и говорил.
– Спасибо, я постараюсь, – мужественно выдавил Стас. – Мы не догадывались, а он фактически спас нас. Ума не приложу, почему он не признался, почему не открыл правду? Наверное, на то были свои причины, о которых нам не суждено узнать.
– А надо ли? – спросил Райс с искренним сочувствием. – Помни его таким, каким он был. Тебе повезло, что ты не увидишь, как его тело гниет в гробу, он останется в твоих воспоминаниях нетленным.