Мегафон

— Мне казалось, что раз мне открыли счет в Уэстоверском банке…

— Послушайте, мой друг. В политике надлежит действовать политически. Нельзя допускать, чтобы отдельная личность или расположение отдельной личности становились между вами и более высокой должностью, на которой вы полнее могли бы отдаться служению родине.

— Согласен.

— Патриотизм — вот, Генри, причина тому, что в политике нет и не может быть места личным симпатиям.

— Над этим я никогда не задумывался, но теперь вижу, что вы правы.

— И, кроме того, сенаторское кресло, которое вам предлагает Канарелли, имеет исключительно важное значение. Оно сделает вас связующим звеном между общественным дном и общественной верхушкой. Вы сможете контролировать, смягчать и до известной степени цивилизовать уголовные элементы нашей страны, и тем самым защищать от них американский народ.

Каридиус слушал и кивал головой.

— Если бы вы, с вашими возможностями и талантами, допустили, чтобы мелкая услуга со стороны Меррита Литтенхэма помешала вам полностью отдаться служению родной стране, это было бы государственной изменой, Генри Каридиус!

— Сол, я понимаю. А мы успеем подать петицию до полуночи?

— Она уже готова, подписана солидными, уважаемыми гражданами и ждет только вашей подписи. У Канарелли есть летчик, некий Ланг, дьявол, а не человек, он доставит ее в Капитолий штата меньше, чем за час.

— А пройду ли я? Ведь за Лори стоит Крауземан!

— Мы с Джо организуем свою выборную машину.

— Что вы говорите?!

— И мы непрочь испытать ее.

— А вдруг и народ примет участие в нашей борьбе и будет голосовать по-настоящему?

— Ну, навряд ли… это ведь не выборы президента…

* * *

Когда достопочтенный Генри Ли Каридиус поздно вечером возвращался из конторы Мирберга к себе домой, доводы адвоката продолжали звучать у него в голове. Каридиус знал, что для адвоката все эти рассуждения — чистая казуистика, но он, Генри Каридиус, со своим англо-саксонским идеализмом сумеет осуществить на деле то, что его компаньон только сформулировал в словах. Он подумал о том, сможет ли Мэри Литтенхэм понять ту роль, которую он во имя принципа автономии штатов будет играть в решительной борьбе против кандидата ее отца, старого Лори… Принцип автономии штатов — это, другими словами, американский индивидуализм. То ничтожное обстоятельство, что местный рэкетир ищет в нем защиты для своих афер, не может набросить тень на мудрый и спасительный принцип правления, который, точно драгоценное наследство, передавался от поколения к поколению с самого основания американских колоний…

Тут красноречию, с которым он мысленно убеждал Мэри Литтенхэм в правомерности своего желания пройти в Сенат, помешал прилив острой физической тоски по ней. Если б не эта история с Сенатом, он сейчас держал бы Мэри в объятиях.

Немного позже, подходя к дому «Элбмерл», он подумал об Иллоре, о том, как она обрадуется положению жены сенатора. Этим он как бы вознаградит ее за свою любовную связь с Мэри Литтенхэм, как бы сбалансирует свой счет с ней. Да и потом для человека, занимающего столь высокое положение, вполне естественно вести двойную жизнь.

Он вошел в спальню с приятным сознанием, что может доставить радость Иллоре. Наклонясь над супружеским ложем, он дотронулся до округлой аппетитной руки, лежавшей поверх одеяла.

— Иллора! Иллора! — шепнул он.

Она встрепенулась и растерянно уставилась на него.

— Который час?

— Иллора, я буду баллотироваться в Сенат! — объявил он восторженным шопотом.

Это не произвело никакого впечатления.

— Где ты был до сих пор?

— В конторе у Мирберга, — радостно сообщил Каридиус, — мы обсуждали подробности моей выборной кампании. Заявление о том, что я желаю выставить свою кандидатуру, послано самолетом. Сейчас оно уже в пути…

— А эта… Конни Стотт тоже была там с вами?

— Дорогая, очнись. Конни Стотт уже давно Конни Мирберг, и, по меньшей мере, неудобно называть ее «эта».

— Так ты не провожал ее в такси и не подарил ей тысячу долларов?

— Господи, ну конечно нет… Дорогая, я буду баллотироваться в Сенат.

— Знаю, знаю, ты вечно провожаешь замужних женщин в такси и даришь им по тысяче долларов…

Тут сон снова сморил ее.

35

На следующее утро, когда Каридиус завтракал в одиночестве, он был озабочен мыслью о том, как отнесется Мэри Литтенхэм к его решению выставить свою кандидатуру в Сенат. По дороге в аэропорт он купил четыре газеты и просмотрел их в такси.