Мегафон

— Нет, нет, не в этом дело. Я хочу сказать, что Шеверьеру, кандидату социалистов, не пришлось потрудиться, чтобы обеспечить себе голоса. Ему достаточно было изложить свою программу, и он все получил готовенькое. Такие вещи случаются иногда при выборах: избиратели бегут подать свой голос за кандидата просто потому, что его программа им по душе. Это не часто бывает. И слава богу, мистер Каридиус. Если бы люди всегда голосовали из принципиальных соображений, все пошло бы вверх дном. Ни за что нельзя было бы ручаться. А представьте себе, что такой человек, скажем, как Меррит Литтенхэм, не может иметь гарантий, что избиратели станут подавать свой голос не чаще, чем раз в десять-двенадцать лет — ведь он тогда должен закрывать лавочку. Вынуть капитал и удалиться от дел, больше ему ничего не остается.

— Зачем? — с любопытством спросил Каридиус.

— Чтобы спасти свое состояние, — ответил босс. — Если избиратели настолько отобьются от рук, что станут голосовать всерьез, им ничего не стоит задушить миллионера Литтенхэма налогами. И не только его, на и других миллионеров тоже — а это означает полное изменение общественного лица Америки. Мы перестанем быть плутократией.

— Странно, что разговор у нас перешел на такие отвлеченные темы, — заметил Каридиус.

— Ничего странного, — возразил Крауземан. — Я хотел выяснить, разделяете вы эту точку зрения или нет. Я вас считаю настоящим патриотом, человеком, который любит свою родину и заинтересован в благе народа… характер вашей организации дал мне повод так думать.

— Да… да, конечно, — согласился Каридиус. — Это тот идеал деятеля, к которому я стремлюсь.

— В таком случае, я хотел бы знать, отдаете ли вы себе отчет, так же, как и я, что, охраняя и укрепляя олигархию капитала в Америке, вы тем самым охраняете краеугольный камень американской свободы и независимости? Это поистине спасительная идея, мистер Каридиус. Настоящий путеводный маяк в темном море политики.

— Я должен продумать вашу теорию в деталях, мистер Крауземан.

— Конечно, конечно, само собой разумеется.

— И… гм… такую теорию нельзя преподнести народу в качестве конкретной платформы… Едва ли это удобно для политического деятеля.

Старик сделал нетерпеливое движение.

— Дорогой мистер Каридиус, если человек в состоянии понять эти великие и непреложные общественные законы, надо думать, что у него хватит ума не говорить о них вслух. Он исполняет свою миссию молча. Народу вы внушаете эти основные идеи в виде ходовых формул, как например — «нерушимость договоров», «неотчуждаемое право собственности», «священное право сынов наследовать достояние отцов, дедов, дядей, теток и прочих родственников вплоть до десятого колена». Впрочем, люди, делом рук которых это достояние является, никогда не наследуют ничего.

— Чем больше думаешь, тем яснее это становится, — согласился Каридиус.

— Вот то-то и есть. — Старик снова справился со своей бумажкой. — Итак, значит, к часу дня вы имели девятьсот восемьдесят шесть голосов. — Старик сочувственно кивнул. — Это совсем не плохо, мистер Каридиус, принимая во внимание, что вы ничего не платили избирателям и ничего им не обещали.

— Нет, кое-что я обещал, — поправил Каридиус. — Я обещал бороться против взяточничества и коррупции.

— Ну, разумеется, надо же что-нибудь говорить на предвыборном собрании. Нельзя же просто стоять и молчать. — Он опять заглянул в бумажку. — Достопочтенный Эндрью Бланк получил пятьдесят две тысячи семьсот шестьдесят пять голосов, а кандидат-социалист, как я уже сказал…

Каридиус кивнул головой, не понимая, куда тот клонит.

— Вам нехватает… — старик подсчитал, — пятьдесят одной тысячи семисот семидесяти девяти голосов.

— Очевидно, — без энтузиазма подтвердил кандидат.

— Таким образом, Бланк собрал примерно четверть всех наличных голосов в этом избирательном округе. Вот видите, какое великое благо — демократия: всегда остается простор для…

— Для чего? — спросил Каридиус, начиная волноваться.

— Я хочу сказать, что выборы легко повернуть в вашу пользу, стоит лишь заставить людей, голосовавших за Эндрью Бланка, проголосовать вторично, — за вас. Итог получился бы вполне законный, то есть он не превысил бы цифры зарегистрированных избирателей. Никто не мог бы сказать, что голосовали незарегистрированные.

— Проголосовать опять за меня! — воскликнул изумленный Каридиус.

— Да, за вас.

— На это я не могу согласиться!

— А если бы вы согласились, — продолжал старик невозмутимо, — я просил бы вас выполнить все обещания, которые я дал людям, финансировавшим нашу выборную кампанию.

— Разве достопочтенный Бланк отказался их выполнить?

— Нет, нет, нет! Ни слова против Эндрью Бланка! Мы вместе, неопытными юношами, начинали нашу политическую карьеру. Он шел вперед на виду у всех, я оставался в тени… Каждый действовал согласно своим талантам и склонностям. Мы всю жизнь были как родные братья, мистер Каридиус.

— Тогда почему же вы хотите провести в Конгресс меня?