Мег

– Это нижний зуб. Он отличается от верхних. Верхние гораздо шире, приспособлены ломать китовую кость. Нижние зубы – довольно узкие, предназначены протыкать и хватать добычу.

– Джонас, предмет был белым. Белых зубов мегалодона не бывает.

– Мас, белизна указывает на то, что зуб не окаменел, а его хозяин, возможно, до сих пор жив. Вот потому-то нам и следует достать зуб. Это послужит доказательством моим теориям.

– Вашим теориям? – Терри, соскользнув с перил, подошла поближе. – А это, случайно, не те самые теории, из-за которых вы три месяца пролежали в психушке? Из-за которых вас с позором уволили со службы? Профессор, пора посмотреть правде в глаза. В Марианской впадине, впрочем как и в какой-либо другой впадине, нет гигантских доисторических белых акул. Но даже если и были бы, то где это видано, чтобы акулы ели титановых роботов!

– Они и не едят, – огрызнулся Джонас, – пока роботы не начинают передавать электрические сигналы, как ваш ЮНИС. – Он повернулся к Масао. – Много лет тому назад компания «AT&T» попросила меня установить причину проблем в системе оптоволоконного кабеля. Они только что проложили кабель по дну океана на глубине шесть тысяч футов, и, несмотря на то что кабель был в оплетке из нержавеющей стали, его постоянно повреждали акулы, что в результате выливалось в многомиллионные расходы на ремонтные работы. Сенсорный аппарат акул – а точнее, ампулы Лоренцини – реагировал на сигналы электронного усилителя, возникающие в оптоволоконных сетях.

– Чьи-чьи ампулы? – презрительно усмехнулась Терри.

– Лоренцини, – ответил Джонас. – Электромагнитные сенсоры в виде пор, расположенные в основном в передней и нижней части рыла акулы. Масао, пожалуйста, мне очень нужно, чтобы Ди Джей достал зуб. Это крайне важно для меня.

– А что, если я дам тебе возможность самому забрать этот зуб?

Миндалевидные глаза Терри яростно вспыхнули.

– Нет, нет и нет! Если кто и совершит погружение одновременно с Ди Джеем, то это я!

– Прекрати! – одернул дочь Масао. – Я обсужу это со своим гостем, а что касается тебя, то разговор окончен.

Терри наградила Джонаса гневным взглядом и пулей вылетела из комнаты.

Масао, закрыв глаза, несколько раз медленно вдохнул через нос и выдохнул через рот:

– Ты мой гость и сегодняшний вечер проведешь с нами. Моя дочь прекрасно готовит.

Джонас скептически хмыкнул:

– Не сомневаюсь, что так. Хотя, возможно, мне понадобится специальный тестер – проверить, не подсыпала ли она мне в еду мышьяку.

Масао улыбнулся и в очередной раз сделал глубокий вдох:

– Джонас, чувствуешь, как пахнет океанский воздух? Начинаешь еще сильнее ценить природу, а?

– Да.

– Мой отец… Он был рыбаком. Там, в Японии, он каждое утро перед школой вывозил меня в море на своей лодке. В четыре года я потерял мать, Кику Танака. И, кроме отца, обо мне некому было позаботиться. Когда мне исполнилось шесть, мы переехали в Америку. К родственникам в Сан-Франциско. Четыре месяца спустя японцы атаковали Перл-Харбор. Всех японцев вывезли в лагеря для интернированных лиц. Мой отец… был очень гордым человеком. Он не смог смириться с тем фактом, что находится в заключении и не имеет права рыбачить, не имеет права жить своей жизнью. И однажды утром отец решил умереть. Я остался один-одинешенек – в тюрьме, в чужой стране, где говорят на английском языке, которого я не знал.

– Тебе наверняка было ужасно страшно.

– Очень страшно. А потом я увидел своего первого кита. Из ворот лагеря было видно, как они выскакивают из воды. Горбатые киты. Они пели для меня, составляли мне компанию по ночам, занимали все мои мысли. Мои единственные друзья. – Погруженный в воспоминания, Масао закрыл глаза. – Через месяц после смерти отца нас вывезли в Айдахо. В концентрационный лагерь Минидока. Именно там я и выучил английский. Знаешь, Тейлор-сан, американцы – очень странные люди. Вчера они тебя ненавидели, а сегодня – чуть ли не обожают. Спустя восемнадцать месяцев я вышел на свободу. Меня усыновила американская супружеская пара – Джеффри и Гэй Гордон. Мне здорово повезло. Гордоны любили меня, всячески поддерживали, дали образование. Но каждый раз, как я впадал в депрессию, именно киты помогали мне двигаться дальше.

– Теперь понятно, почему этот проект так важен для тебя.

– И не говори! Изучение китов – очень важная штука. Во многих аспектах в своем развитии они стоят выше человека. Но содержать их в маленьких бассейнах и заставлять исполнять дурацкие трюки за кормежку – невероятно жестоко. Эта лагуна позволит мне изучать китов в естественных условиях. Лагуна будет открыта, чтобы киты могли приплывать и уплывать, когда захотят. И больше никаких маленьких бассейнов. В свое время я на собственной шкуре испытал, что такое неволя. И не способен поступить с ними так же. Это исключено.

– Ты непременно достроишь лагуну. Рано или поздно JAMSTEC раскошелится.

Масао покачал головой:

– Если мы не сумеем наладить работу аппаратов ЮНИС, они закроют проект.

– А что, если поискать другие источники финансирования?