Мефистон. Кровь Сангвиния

Никто не слышал, как вернулся старший библиарий, и исповедник вздрогнул от неожиданности.

Рацел поднялся на ноги, оставив руны, и поприветствовал Властелина Смерти.

— До дня гнева, — ответил Зин, сделав глубокий вдох и пытаясь скрыть изумление. — Когда и верующие, и еретики обретут справедливую награду.

Мефистон собирался было надавить на жреца, чтобы узнать больше, но потом кивнул и показал рукой по дороге туда, где с болтерами наготове сомкнутыми рядами шли космодесантники тактических отделений.

— Впереди нас люди, — сказал старший библиарий, — я слышу их молитвы. До них не дольше часу, но их голоса становятся тише. Если мы хотим встретить их, надо отправляться сейчас. — Он посмотрел на Рацела. — Закончи свой труд, Гай. Запечатай разлом и отправляйся за нами, как только сможешь.

Затем он положил руку на плечо Зина:

— Пойдем со мной, исповедник. Расскажи мне больше о географии этого мира.

Старший библиарий двинулся по дороге; вздрогнув, Зин поспешил за ним. На его лице застыла гримаса, делавшая его похожим на пристыженного отцом толстого ребенка.

— Интересное прошлое у этого мира, а? — сказал Антрос, покосившись на Рацела, когда Властелин Смерти и исповедник ушли. — Странно, что эти призванные колдовством башни так напоминают костницы из других миров — обычные захоронения местных жителей.

— Легко отмахнуться от таких живописных легенд, неофит, — сказал Рацел, — но не стоит смеяться над верой в Императора, какую бы форму она ни принимала.

— Вера не должна превращать нас в глупцов, — возразил лексиканий.

— О, мифы могут быть куда поучительнее, нежели горькая правда.

Эпистолярий окинул взглядом окаменевшие шпили:

— Святые клинки, призванные Самим Богом- Императором. Такие идеи помогли сохранить чистоту этого мира, когда многие другие пали.

— Чистоту? Пока мы не знаем, что идеи жрецов сделали с этим миром. — Антрос покачал головой. — Возможно, стоит повременить с похвалой за их преданность. Судя по тому, что описал старший библиарий, люди здесь так же жестоки и непредсказуемы, как и во всем секторе.

— Ты бы предпочел, чтобы Зин обратился к иным богам? — Рацел пристально посмотрел на ученика сквозь визор.

— Конечно нет, — с раздражением ответил Антрос, удивляясь, как его можно было понять так неверно. — У нас есть лишь свет Бога-Императора. Однако мы ведь не просто верующие; мы — искатели истины. Нам следует отделять чистоту веры от пелены суеверий. Что проку от света Бога-Императора, если мы не видим достаточно ясно, чтобы узреть Его? Зачем еще мы проводим столько времени, создавая книги и изучая хроники? Это гробницы. Мертвых этого мира не погребли под землей, но оставили на открытом воздухе. Из-за атмосферы Дивинуса Прим кости окаменели, вместо того чтобы рассыпаться в прах. Причиной этому — совершенно естественные обстоятельства, а не влияние чего-то возвышенного.

— Может, да, а может, нет. — Эпистолярий пожал плечами. — Похвально, что ты придаешь такое значение нашим записям и архивам, неофит, но не забывай: правда в том, что весь запас знаний в нашем либрариуме можно сравнить со свечой, озаряющей один уголок огромного и непостижимого полотна.

Антрос посмотрел на Зина, ковыляющего за Мефистоном. Облик проповедника не внушал ему особого уважения. Некоторые свечи могут открыть больше, чем другие. Он попытался дотянуться разумом до него, чтобы понять, что же скрывает исповедник. Но, похоже, затуманившая его разум необычная тишина повлияла и на другие его способности. Луций не видел ни проблеска мыслей священника.

— Мой господин, — сказал он, покосившись на Рацела. — Ваше зрение… внутреннее… оно?..

— Теперь мы за преградой, скрывшей Дивинус Прим, — ответил Рацел, посмотрев на облака. — Мы ослеплены.

Эпистолярий отошел к рунам, вычерченным на дороге, и коснулся острием меча того круга, в который они были заключены. В тот же миг линии вспыхнули синим пламенем и затрещали, рассыпая искры. Рацел не поднимал головы, пока магические знаки отрывались от земли, словно тлеющие угольки, мерцая и вращаясь, следуя сложному маршруту, который он описал для них в пыли.

Пламя привлекло необычных зрителей. Десятки ворон опустились на меловую дорогу. Их черные тела ясно выделялись на белом камне; шумно хлопая крыльями, птицы прыгали возле горящего круга. Их карканье причудливым эхом разносилось по бесплодным полям. В остальном пейзаж был совершенно безжизненным: очевидно, птиц привлекла сила заклинания. Рацел не обратил на них никакого внимания и, пробормотав один-единственный слог, завершил ритуал. Ослепительный столб света поднялся из круга, озарив царственные черты эпистолярия; выпрямившись, Рацел указал в небеса.