Медвежатник

Карта перла дуром. И чем сильнее Савелий блефовал, тем разительнее был успех. В этот день Савелий увеличил свое состояние почти на треть. На следующий день, взяв с собой чемодан «катенек», он попытался проиграть деньги в другом катране, но история повторялась. Козырные карты прилипали к его рукам, как если бы они были заговоренные.

— Ну ты, Савелий, даешь! — подошел к нему хозяин заведения. — Видел я кудесников, но чтобы таких, как ты, встречаю впервые. Ты у меня так всех клиентов перепугаешь, с тобой уже никто играть не хочет. Боятся! — с опаской предупредил он.

— Боятся, говоришь, — хмыкнул недоверчиво Савелий, — а вот это мы сейчас посмотрим. Господа! — громко произнес он, выставляя на стол небольшой чемодан из черной, слегка потертой кожи. — Здесь три миллиона. Есть ли желающие сыграть со мной?

Храпы удивленно переглянулись. Таких деньжищ не приходилось видеть даже им. Даже в самую удачную разбойную ночь приходилось заполучить по двадцать тысяч на брата, а сейчас перед ними лежала сумма, которую они не сумели бы наскрести даже за несколько воровских жизней.

От Савелия не укрылась растерянность, нехорошей тенью пробежавшая по лицам храпов. Наверняка многие из них не без сожаления подумали о том, что вряд ли ему пришлось бы добраться до катрана, если бы все знали, какие сокровища хранятся в чемодане Савелия.

— Таких денег у нас, Савельюшка, нет, — скрывая печаль, произнес храп по кличке Фомка.

Свое прозвище он получил не случайно, а потому, что практически никогда не расставался с маленьким ломиком, прозванным в народе «фомичом». Покореженный прут толстого железа наверняка поведал бы немало страшных историй, обладай он красноречием. Даже сейчас лом лежал рядом с хозяином как немое подтверждение его разбойного успеха.

Фомка был из той категории лихих людей, что не остановились бы даже перед страхом четвертования, имей они на кону такие деньжищи.

— Я не требую с вас таких денег, — спокойно убеждал Савелий. — Против моих трех миллионов вы можете выставить пятьсот тысяч. Согласны?

— Согласны, — блеснул дурным глазом Фомка, как будто бы занес над очередной жертвой свое страшное оружие. — Ну что, храпы, может, кто в долю желает войти?.. У меня так тысяч триста наберется.

Среди храпов Фомка всегда считался человеком состоятельным. Но прекрасно понимал, что, в сравнении с Савелием, выглядел нищим, сидящим на паперти.

— У меня сто тысяч наберется, — скрывая азарт, воскликнул молодой шулер Граф.

— Я ставлю пятьдесят тысяч, — произнес старый уркач с железными зубами. Все его знали под кличкой Малыш, что, скорее всего, было вызовом его гренадерскому росту.

— Господа, хозяину играть в катране не положено, но если бы вы разрешили, так я поставил бы пятьдесят тысяч, — произнес Лукавый, обращаясь к Фомке.

— Ставь, Егорыч, может быть, масть накликаешь.

Пятьсот тысяч рублей лежали рядом с чемоданом неряшливой кучей и мгновенно приковали взгляды всех присутствующих. Даже за соседними столиками установилась тишина, и картежники, вытянув шеи, напряженно наблюдали за происходящим.

— Господа, я предлагаю не испытывать долго судьбу, пусть всю сумму заберет тот, на кого выпадет бубновый туз.

Фомка посмотрел на партнеров и невольно отвел глаза в сторону. С неприязнью подумал о том, что точно такая же корысть проглядывает и в его взгляде.

— Пусть будет так, Савельюшка. Рассуди нас, Господи, — перекрестился старый уркач.

Хозяин достал из стола нераспечатанную колоду и протянул ее стоящему рядом уркачу с погонялом Фикса.

— Рассуди нас.

— Боязно, хозяин, — признался Фикса.

— А ты не дрейфь, — степенно убеждал Лукавый. — За расклад от меня тыщонку получишь.

— Ну, коли так, — отринул от себя последние сомнения Фикса и осторожно потянулся за колодой карт, как если бы в ней затаилась гремучая змея.

Играть в карты Фикса зарекся лет пять назад, когда за один час умудрился спустить пятьдесят тысяч чужих денег, и ему пришлось четыре года пребывать в рабах, чтобы вернуть долг.

Взяв колоду, он тем самым нарушил обет, понимая, что вряд ли найдется сила, способная удержать его от сатанинского обаяния карт. В нем вновь коварным змеем-искусителем проснулся азарт, который, казалось, навсегда сложил свою хищную голову.

Нервным движением Фикса надорвал упаковку и, вытащив колоду, показал последнюю карту. Кровавым зрачком на Савелия посмотрел бубновый туз.

Фикса положил колоду на стол, а потом разделил ее на одинаковые стопки. После чего с небрежностью, в которой чувствуется профессионализм настоящего картежника, смешал ее в кучу. Умелые пальцы Фиксы устроили настоящее представление, карты под его руками выглядели почти живыми: они ловко перебегали из одной руки в другую, описывали в воздухе замысловатые фигуры и даже чудным образом зависали в воздухе. Руки Фиксы истосковались по картам, подушечками пальцев ласкали их глянцевую поверхность с такой нежностью, на какую не способен даже самый страстный любовник.

— Ты бы уж, Фикса, не томил нас ожиданием, — мягко запротестовал Лукавый.

Словно сожалея, Фикса положил колоду на стол.

— Чья первая карта? — сдержанно поинтересовался уркач.