Красноголовец сообщил об этом разговоре в отряд. Медведев принял меры, чтобы навести справки о секретаре управы, а Красноголовцу передал, чтобы тот на время прекратил встречаться не только с Ниверчуком, но и с участниками своей группы, а также убрал из дома все, что в случае ареста могло бы стать уликами против него. Проверка показала, что ничего плохого о Ниверчуке не известно, нашлись люди, которым Павел Васильевич, рискуя своим положением, оказал существенные услуги. Только тогда Красноголовцу было поручено пойти на откровенный разговор с Ниверчуком. Секретарь городской управы оказался полезным для разведчиков человеком. Он мог снабжать их подлинными документами — различного рода удостоверениями личности, справками, пропусками и т. п. Кроме того, он своевременно предупреждал разведчиков о некоторых известных ему мероприятиях оккупантов, в том числе о предстоящих облавах, обысках и т. п.
С ведома командования Ниверчук вовлек в подпольную деятельность своего шурина, чеха по национальности, Секача, который работал секретарем местного гебитскомиссара и тоже ненавидел гитлеровцев. Секач также снабжал разведчиков информацией о планах оккупантов, доставал документы, в том числе чистые бланки гебитскомиссариата. В Ровно, в ортскомендатуре, у разведчиков тоже был надежный помощник — старший переводчик Александр Хасан (Фукс), обеспечивавший их информацией, документами и оружием. В частности, Хасан добывал бланки командировочных удостоверений, путевые листы для использования автомобилей и т. п.
К этому времени в отряде уже было налажено изготовление документов, которые имели хождение на оккупированной территории. Текст на подлинных бланках печатали на трофейной машинке. Николай Струтинский, в детстве увлекавшийся резьбой по дереву, с помощью всего лишь циркуля и отточенного сапожного ножа мастерски вырезал из подошвенной резины требуемую печать. Ну а подпись любого немецкого или местного должностного лица с двух-трех проб неотличимо от оригинала воспроизводил Лукин.
Впоследствии разведчики отряда не только привлекали к подпольной деятельности уже работающих служащих, но и сами научились внедряться в оккупационные учреждения. Некоторые разведчики и подпольщики по планам, разработанным командованием отряда, проникали на службу даже в полицию и иные учреждения подобного рода.
Документы разведчиков (а их было заготовлено за полтора года многие сотни) неоднократно проверялись полицейскими, патрулями, различными служащими и ни разу не вызвали подозрения. Многие нужные записи, печати, штемпели в документах Пауля Зиберта также делались в отряде. Здесь же для него изготовлялись вспомогательные бумаги — командировочные предписания, справки, путевые листы на автомобиль и т. п. За время работы Кузнецова во вражеском тылу ему приходилось их предъявлять около семидесяти раз, в том числе весьма квалифицированным лицам — например, офицерам безопасности РКУ, и все сходило благополучно. Документы выглядели безукоризненно и по форме, и по содержанию. Соблюдалась принятая в канцеляриях вермахта лексика, условные сокращения и т. п.
Один лишь раз над документами некоторых разведчиков, действовавших в Ровно, нависла серьезная угроза. Случилось такое из-за неопытности и излишнего рвения подпольщицы Ларисы Мажуры. Эту девушку с большими хлопотами удалось устроить на малоприметную, но очень важную для разведки должность уборщицы в один из органов службы безопасности в Ровно. В ее обязанности входила и уборка кабинета шефа. Лариса регулярно передавала в отряд листки использованной копировальной бумаги, которые она иногда находила среди мусора, содержание подслушанных разговоров, приметы посетителей и т. п. Из одной копирки, в частности, стала известна секретная директива Берлина о тайном уничтожении с целью сокрытия следов преступлений десятков тысяч уже захороненных останков советских граждан. Эти данные передали в Москву. Впоследствии они были использованы в ноте Народного комиссариата иностранных дел о зверствах немецко-фашистских захватчиков на территории нашей страны. Эта нота, в свою очередь, была принята в качестве официального документа СССР на процессе главных немецких военных преступников в Нюрнберге.
Однажды случилось нечто невероятное: шеф отдела, уходя со службы домой, забыл вынуть ключ из ящика-сейфа письменного стола. Так его торчащим в замочной скважине и нашла Лариса, когда вечером пришла убирать кабинет. Девушка приняла решение совершенно импульсивно, не раздумывая, к чему это может привести, — она похитила из ящика все, что там обнаружила: печать, штемпельную подушку со специальной мастикой, книжку незаполненных ордеров на обыск и арест с подписями и печатями, бланки и другие важные документы.
Все это богатство она вместе с Николаем Струтинским доставила в отряд (к этому времени соединение в очередной раз сменило лагерь и теперь располагалось всего в сорока километрах от Ровно).
Мажура и Струтинский, видимо, ожидали поощрения. А Медведев буквально схватился за голову…