Раз в неделю, ближе к вечеру, к конторе подъезжал здоровенный джип с черными стеклами, из него появлялся брюнет, неспешный, с туго зачесанными назад волосами. Он закуривал тонкую сигару, по-хозяйски оглядывал крутящееся, звенящее, визжащее карусельное хозяйство и, не снимая темных очков, входил в контору.
В ту пятницу он, как обычно, появился около восьми.
— Саламанка! — сообщила Сюзи на ухо Белке.
— Хозяин?
— Ты про картель слыхала, про «Лос-Ластрохос»? — зловещим шепотом спросила напарница.
— Это кокаином который торгует? Ну так это в Колумбии же? Или в Мексике?
— Ага, в Мексике… — Сюзи презрительно поглядела на Белку. — Все эти убийства — вон, вчера еще одного нашли за кладбищем, — ты что ж, думаешь, случайно? Они старых дилеров мочат, скоро весь город под себя подгребут.
— Откуда ты все это… — Белка недоверчиво прищурилась.
— У меня один… в общем, пацан, он в полиции работает. Не легавый, он там в ай-ти, компы им чинит, и все такое. Так он говорит, что полиция всего штата на ушах стоит, и все такое.
— Ну так что же они его не арестуют? Этого… как его?
— Саламанку, — подсказала Сюзи. — Так он легавым отстегивает. Коррупция! Картель всех, кого надо, подмазал. Всех! Чуть ли не до Вашингтона.
— Джорджа Вашингтона? Так ведь он умер. — Белка не была уверена, что Сюзи располагает этой информацией.
— Дура! Города Вашингтона, столицы США. Ну там, где все эти козлы сидят в Капитолии и Белом доме.
29
— Даю слово защите. — Судья Эйб Посторус посмотрел на часы. — Пятнадцать минут.
Адвокат вылез из-за стола, нечаянно спихнул бумаги на пол, нагнулся, подобрал. Начал говорить, сбивчиво и тихо, повернувшись спиной к залу. Белка, сидевшая в трех шагах, половины не могла разобрать.
— Громче! — кто-то попросил из зала.
— Тихо! — Судья стукнул деревянным молотком. — А вы — погромче.
Адвокат послушно закивал, вытер розовое лицо платком. Белке стало жаль его — неразумного пупса, гуттаперчевого голыша, глупого и неуклюжего, с короткими, беспомощными руками. Господи, воля Твоя, ну зачем же он выбрал эту профессию? Сидел бы себе в какой-нибудь норе, перекладывал бы бумажки из правой стопки в левую или проверял себе билеты при входе в киношку; или вот еще замечательное место — мойка машин, — да мало ли подходящих профессий для гуттаперчевых пупсов?
Адвокат бубнил, потел. Вздыхая, вытирал лицо платком и снова бубнил. Судья сидел, смиренно сложив ладони и прикрыв глаза — то ли дремал, то ли слушал. Из зала волнами долетал тихий шум: скрип стульев, шепоток, кто-то настырно шелестел фантиками.
Белка тоже закрыла глаза, ее начало знобить. Ей показалось, что в зале становится все холоднее и холоднее.
А ведь они даже на смерть по-человечески отправить не могут! Эх вы, люди! Белка неожиданно поняла, что сама отделила себя от всех остальных. Не только от сонного судьи, прокурора-ястреба, этого недотепы адвоката, но и от зевак в зале, прохожих на улице, от всего остального человечества. От их радостей и невзгод, мелких интересов и тщеславных устремлений — денег, успеха, славы. У нее внутри — там, где душа, было пусто, там не осталось ничего — ни страха умереть, ни желания жить. Пустота, скучная черная дыра.
Белка тихо застонала — Господи, ну скорей, скорей бы уж!
Адвокат запнулся, обернулся с кроличьим лицом. Потеряв нить речи, подошел к столу, начал перебирать бумаги. Белка видела его пухлые розовые пальцы с круглыми детскими ногтями. Манжеты рубахи были несвежими, мокрыми от пота. У Белки вдруг возникло непреодолимое желание потрогать его руку — такой она была сдобной и розовой, наверняка теплой и влажной. Белка медленно подалась вперед и вдруг вцепилась в его кисть. Рука оказалась почти горячей.
Адвокат, взвизгнув по-бабьи, отпрыгнул, пряча руку за спину.
Белка одним широким жестом смахнула все бумаги со стола, листы весело вспорхнули, разлетелись по полу. Белка выпрямилась, повернулась в застывший зал.
Она ожидала увидеть ненависть, злорадство, любопытство — на лицах был испуг. Страх! Они боялись ее! Боялись восемнадцатилетней девчонки в тюремном комбинезоне и наручниках, отчаявшейся до предела, до точки. Поставившей крест на себе.
— Ну что же вы, люди… — крикнула Белка. — Как же так? Что с вами… ну что с вами происходит?
Голос ее сорвался, в горле застрял ком. Белка подняла скованные руки, кулаками вытерла слезы. Стараясь не разреветься, она переводила свой взгляд с лица на лицо — испуг, испуг. Она подумала, что такое лицо бывает у человека, наткнувшегося в лесу на гадюку.
— Немедленно сядьте! — Судья уже несколько секунд долбил молотком. — Подсудимая! Не усугубляйте вашего положения!
Белка повернулась, посмотрела на судью. Медленно села.
— Перерыв до четырех… — Судья взглянул на часы. — До четырех тридцати.
30