Медовый месяц: Рассказы

Она была в восторге от того, что может заняться картинками, но сначала решила все-таки снять шляпу и перчатки. Она встала, отшпилила коричневую соломенную шляпку и аккуратно положила ее на полку рядом с корзинкой, потом стянула с рук коричневые лайковые перчатки, туго скатала их и спрятала на донышке шляпки, села, удобно скрестив ножки, и положила газеты на колени. Старичок ласковым взглядом оценил ее маленькую обнаженную ручку, переворачивающую большие страницы, нежные губки, шевелящиеся, когда ей попадались особенно трудные слова, сияние белокурых волос. Увы, для гувернанточки чревато трагедией иметь волосы, которые наводят на мысли о мандаринах и ноготках, абрикосах, пестрых кошках и шампанском! Вероятно, именно об этом думал старичок, не отрывавший глаз от нежной красавицы, которую не могло испортить даже темное уродливое платье. Вероятно, от гнева, что такое юное и слабое создание едет одно ночью, без всякой защиты, покраснели у него щеки и губы. Кто знает, не взыграла ли в нем немецкая сентиментальность: «Ja, es ist eine Trag"odid![30] Боже, боже, почему эта девочка не моя внучка!»

— Благодарю вас. Мне было очень интересно, — сказала она, мило улыбнувшись, и вернула ему газеты.

— Вы прекрасно говорите по-немецки. Верно, уже бывали в Германии? — спросил старичок.

— Нет, никогда, в первый раз… — Она немного помолчала. — Я первый раз еду за границу.

— Неужели? Удивительно. А мне показалось, что вы привыкли путешествовать.

— Как раз наоборот… В Англии, правда, я много ездила и один раз была в Шотландии.

— Странно. Я тоже один раз был в Англии, но английского совсем не знаю. — Он хотел было что-то сказать, даже поднял руку, но лишь покачал головой и засмеялся. — Нет, ужасно трудный язык… Как ты поживаешь! Пожалуйста, мне пройти Лестерскваар…

Она тоже засмеялась.

— Иностранцы всегда говорят…

И они немного поболтали на эту тему.

— Мюнхен вам понравится. Это замечательный город. Музеи, кинематограф, галереи, красивые дома, прекрасные магазины, концерты, театры, рестораны. В Мюнхене есть все. Я очень много бывал в Европе, но возвращаюсь всегда в Мюнхен. Там вам будет хорошо.

— Я буду жить не в Мюнхене, — с робостью произнесла юная гувернантка. — В Аугсбурге, у одного врача, гувернанткой.

— Ах, вот оно что.

Он знает Аугсбург. Аугсбург… как бы это… в нем нет красоты. Солидный промышленный город. Однако если она вообще не знает Германии, то и там наверняка найдется что-нибудь интересное.

— Конечно, найдется.

— Все-таки жалко, что вам не удастся повидать Мюнхен. А вы устройте себе маленькие каникулы по пути в Аугсбург и запаситесь приятными воспоминаниями. — Он улыбнулся.

— Боюсь, это невозможно, — серьезно, даже несколько сурово сказала гувернантка и покачала головой. — Одна…

Он сразу понял и сдержанно поклонился. Больше они не разговаривали. Поезд, круша тьму, летел вперед, открывая свою огненную грудь горам и долинам. В вагоне было тепло. Девочке показалось, что она отдана во власть кого-то сильного, стремительно уносящего ее в неведомую даль. Постепенно в коридоре заходили, заговорили, заскрипели… Голоса… Свист… В окно впились длинные дождевые иглы… Но это не имело значения, потому что происходило снаружи… У нее есть зонтик… В конце концов нижняя губка у нее слегка оттопырилась, она вздохнула о чем-то, разжала и сжала пальчики в кулачки и крепко заснула.

— Пардон! Пардон!

Она проснулась, услышав, как закрывается, скользя, дверь купе. Что случилось? Наверное, кто-то вошел и вышел. Старичок все так же сидел в углу, только спину он держал еще прямее, чем раньше, руки засунул в карманы, и вообще вид у него был явно недовольный.

— Ха! Ха! Ха! — донеслось из соседнего купе. Еще не совсем проснувшись, она поднесла руки к волосам, желая убедиться в том, что не спит.

— Позор! — буркнул старичок то ли себе, то ли ей. — Грубые животные. Боюсь, они вас побеспокоили, милая фрейлейн.

Да нет. Она все равно уже проснулась. На холодных серебряных часиках половина пятого. Голубой свет уже заполнил купе. Когда она протерла кружочек в запотевшем окне, стали видны светлые лоскуты полей, россыпи белых домишек, похожих на грибы, дорога, как на картинке, обсаженная тополями, река. Красиво! Все красивое и все чужое! Даже розовые облака на небе. Заметно похолодало, но она сделала вид, что ей еще холоднее, чем на самом деле, задрожала, начала тереть руки, натягивать повыше воротник пальто — и все оттого, что была счастлива.