Впрочем, уже в следующие секунды я понял, что схватка не останется для меня совершенно незамеченной. «Триолет» стремительно, с максимальной скоростью, какую позволяла развить среда, кинулся вверх; и пусть сам он не был виден, но вода, которую корабль пробивал при этом, словно вязкую броню, невольно волновалась, и волны эти, невидимые, но весьма ощутимые, побежали, как им и полагалось, во все стороны от центра; а еще через секунду-другую и преследователь, поняв маневр ускользающего корабля, кинулся за ним – и еще одна волна возникла и распространилась. Я при всем желании не мог бы не ощутить и первую, и – сразу же – вторую, потому что первая достаточно сильно толкнула меня в направлении дна, вторая же опрокинула вверх ногами, так что пришлось повозиться, восстанавливая нормальное положение. Дело простое, но я все же не был подводником, а водолазом – и того меньше. Я невольно взглянул наверх, не надеясь что-либо там увидеть, и ошибся: кое-что, оказывается, зрением все же воспринималось, а именно – эти самые кильватерные волны, потому что даже на такой глубине спокойная, как правило, вода ощутимо отличается от взволнованной, преломление того слабого света, который сюда все-таки доходит, в спокойной воде происходит по-другому. Так что – слегка раскрутив фантазию – я видел, как «Триолет» уходил все дальше к поверхности, трасса его все более приближалась к прямой, а преследователь в крутом вираже выходил на эту же самую прямую. Сердце у меня сжалось, потому что своим солдатским подсознанием я почувствовал: сейчас преследователь ударит, поскольку моему вирт-капитану удалось убедить противника в том, что он спасается бегством, хочет выскочить из воды и, увеличивая тягу, рвануть сквозь атмосферу в космос. Ну да, противник именно так и должен был расценить этот маневр, поскольку однажды «Триолету» уже удалось спастись именно таким способом. С другой же стороны, сейчас даже я, лишенный нужных приборов, понимал, что по скорости «Триолет» намного превосходит догоняющего («Все-таки теллурская техника не пальцем делана», – невольно подумал я в тот миг, когда наше превосходство стало явным), и становилось совершенно ясным, что единственным средством помешать моему кораблю ускользнуть могло стать только его уничтожение или значительное повреждение. Так что залп преследователя должен был произойти в тот миг, когда ардигский корабль окажется точно в кильватере «Триолета». То есть через…
«Да нет, уже не через», – подумал я, потому что преследователь ударил.
Это было, надо сказать, эффектное зрелище. Именно зрелище, потому что если сами корабли и оставались все еще невидимыми, то выпущенные дистантами импульсы (более мощных мне не приходилось видеть, ну, я все-таки не артиллерист) вполне доступны зрению и представляются взгляду большими шаровыми молниями, испускающими свет и испаряющими на своем пути воду, – ну, просто световая феерия. Наверное, это и в самом деле было красиво, но мне в те мгновения было не до любования, я был весь целиком в другой мысли: увернется «Триолет»? Пора бы ему уже сойти с прямой, заложить крутой разворот и контратаковать. Теперь это уже можно сделать, нужно сделать – мы в своем праве, нас подвергли обстрелу без всяких к тому причин и поводов, что же он медлит? Ну, что он там копается? Что, у него чипы не срабатывают? Или скисли от перегрузки, перегрева, черт знает от чего еще? Давай, или будет поздно! Будет… Уже поздно. Поздно! Он не успеет уклониться…
Лишь несколько позже я понял: он и не собирался уклоняться. У него был другой расчет. И, как выяснилось, более верный, чем мой.
Расчет, как я задним числом сообразил, был основан на том, что импульсы дистантов, распространяясь в воде, неизбежно теряют энергию куда быстрее, чем в воздухе: другое сопротивление среды, другие энергопотери на ее испарение и так далее. То есть дистанция действенного выстрела в воде, да еще на такой глубине, чуть ли не на порядок меньше, чем в атмосфере, и уж подавно – в космосе. В данном случае примитивная торпеда могла бы оказаться более эффективной, хотя ее скорость была бы намного меньше и возможность уклонения преследуемого возросла. Не знаю, чего не хватило артиллеристам преследователя: то ли терпения – хотя оно теперь было ни к чему: сократить дистанцию им бы не удалось, – нет, не терпение оказалось в дефиците, просто залп этот являлся жестом отчаяния: пульнули вслед, чтобы хоть что-то сделать, или же надеясь на авось: вдруг убегающий замедлится, вдруг что-то ему помешает… А может, они просто неверно оценили расстояние между кораблями: в этих условиях даже кваркотроника может подвести, потому что датчики не в состоянии дать точную картину.